Доклад: Кианги и другие обитатели Тибета

Тибетское нагорье, которое часто называют "крышей мира", раскинулось почти на 2 млн км². С севера оно ограничено хребтом Кунь-Лунь, с юга — Гималайским хребтом с его высочайшими в мире (более 8 тыс. м над ур.м.) вершинами. Большая часть Тибетского нагорья лежит на территории Китая, и лишь немного на западе и на юге оно заходит на территорию Индии.

Долгое время Тибет оставался закрытым, и посещение его было сопряжено не только с трудностями, но и с серьезными опасностями. Тибетские ламы не хотели пускать иноземцев в свою "страну религий". На какие только ухищрения не приходилось идти исследователям, чтобы проникнуть в загадочный Тибет и увидеть его легендарную столицу Лхасу. Францисканец Одорик из Порденона, уроженец Италии, попал в Лхасу в 1325—1326 гг. в качестве миссионера из Восточного Китая. В то время он был первым европейцем, видевшим и описавшим этот город. Английский исследователь Уильям Муркрофт прошел в Тибет в 1812 г., выдав себя за кашмирского торговца, скупающего шерсть. Прекрасно владея языком кашмирцев, Муркрофт был принят местными торговцами в свою среду и смог в течение нескольких лет путешествовать по Тибету. Однажды, во время очередного путешествия, он был убит разбойниками. С разбойничьими повадками кочевого населения Северного Тибета сталкивались и многие другие исследователи. Французский путешественник, географ Дютрейль де Рене был убит в перестрелке. И отряду Н.М.Пржевальского порой приходилось прокладывать себе дорогу с оружием в руках. Знаменитый путешественник неоднократно пытался посетить Лхасу, но каждый раз сталкивался с непреодолимыми препятствиями. Этот город так и остался несбывшейся мечтой великого исследователя Центральной Азии. Вслед за ним в 1899 г. по заданию Русского географического общества в Тибет отправился другой русский ученый — Г.Ц.Цыбиков. Чтобы попасть в столицу Тибета, ему пришлось переодеться буддистом-паломником, идущим на поклонение лхасским святыням.

Только с 1988 г. Тибет был официально открыт для посещения иностранцами. И хотя сейчас, чтобы попасть туда, уже нет необходимости переодеваться в купца или паломника, запасаться оружием, снаряжать караван из десятков вьючных лошадей и верблюдов, как это было век назад, путешествие по Тибету легким не назовешь.

На путешественников, которым посчастливилось побывать в Тибете в конце прошлого и начале нынешнего века, сильнейшее впечатление произвело баснословное обилие диких животных, доверчиво подпускавших к себе человека. Пржевальскому казалось, что он попал в первобытный рай, "где человек и животные еще не знали зла и греха". Антилопы спокойно паслись и резвились по сторонам или перебегали дорогу каравану, а дикие яки, отдыхавшие после подкормки, не трудились вставать. Даже самым страстным охотникам из его отряда быстро наскучило преследовать животных, которые не пытались ни скрыться, ни защититься. Среди травоядных животных Тибета — длиннорогих красавиц антилоп оронго и быстроногих газелей, величественных яков и голубых баранов — самым замечательным Пржевальский считал кианга, который отличался от остальных зверей не только красотой и грацией, но и большой любознательностью.

Кианг (Equus bemionus kiang) — один из представителей рода настоящих лошадей, обитающий только в Тибете. Его называют по-разному: джан — тангуты, хулан — монголы. Муркрофт, первый описавший кианга ученый, чье имя входит в современное определение кианга, называл его дикой лошадью (wild horse), а Пржевальский — хуланом, или диким ослом (Asinus kiang). Сейчас по-английски его чаще всего называют tibetan wild ass — тибетский дикий осел. Но, строго говоря, кианги стоят гораздо ближе к настоящим лошадям, чем к ослам, хотя по особенностям строения заметно отличаются и от тех и от других. Поэтому кианг и его ближайшие родственники, живущие поныне (монгольский кулан, или джигетай, индийский кулан, или кхур, и туркменский кулан, он же онагр), а также вымершие, иногда объединяются систематиками в особый подрод так называемых полуослов (Hemionus). Однако дискуссии вокруг систематического положения кианга все еще продолжаются. И это не единственное белое пятно в изучении кианга. Очень мало сведений о его распространении. Известно было, что основная часть популяции кианга обитает где-то в Тибете. Сезонные заходы этих животных отмечаются в Ладакхе и Сиккиме. По результатам исследований, проведенных в 1994 г., популяция киангов в Северном Сиккиме состоит примерно из 120 особей (Shah N.V. Status survey of southern kiang (Equus kiang polyodon) in Northern Sikkim // Newsletter of the Equid Specialist Group, SSC,IUCN-Word Conservation Union. 1995. V.2. №10. P. 1 -2). Нет данных о численности киангов в Ладакхе и Тибете (Sharma B.D. High altitude wildlife of India. New Delhi, 1994; Gurung К.К ., Rajsingh D.A. Field Guide to the Mammals of the Indian. San Diego, USA. 1996). Почему же получилось так, что один из прекраснейших представителей млекопитающих оказался обделен вниманием ученых?

Одна из основных причин недостатка знаний о кианге — это то, что он обитает в основном в очень удаленных, труднодоступных и малонаселенных районах. Вы- разительную характеристику Тибету, позволяющую живо представить себе территорию, о которой идет речь, дал Пржевальский:. "Резко ограниченная со всех сторон первостепенными горными хребтами, названная страна представляет собою, в форме неправильной трапеции, грандиозную, нигде более на земном шаре в таких размерах не повторяющуюся, стоповидную массу, поднятую над уровнем моря, за исключением лишь немногих окраин, на страшную высоту от 13 до 13 тыс. футов. И на этом гигантском пьедестале громоздятся сверх того обширные горные хребты, правда относительно невысокие внутри страны, но зато на ее окраинах развивающиеся самыми могучими формами диких альпов".

Гостеприимная столица

В 1998 г. мы провели в Тибете всю осень: с середины сентября до середины декабря. Нас привело сюда желание лучше познакомиться с таинственным киангом и выяснить, не нуждается ли он в защите. Иначе может случиться так, что, спохватившись слишком поздно, мы потеряем еще одного представителя диких лошадей, как (только с конца прошлого века!) потеряли тарпана и кваггу. Да и судьба лошади Пржевальского до сих пор висит на волоске: восстановить вид гораздо труднее, чем предотвратить его исчезновение из природы. Но, поставив перед собой эту весьма конкретную задачу, мы заранее знали, что не сумеем ограничиться только этим в столь удивительной стране, как Тибет.

Осень — лучший сезон для посещения Тибета: обильные летние дожди, вызывающие разливы рек, разрушение дорог и мостов, уже прошли; дороги подремонтированы и снова стали проезжими, а зимние холода и пыльные бури еще не начались. Мы прилетели в Лхасу из Чэнду, поднявшись более чем на 3.5 тыс. м! Стояла 33-градусная жара. Солнце, до которого казалось теперь рукой подать, угрожало солнечными ударами и ожогами. Перед тем как отправиться дальше в путь, нам предстояло адаптироваться к большой высоте и особенностям тибетского климата: подождать, пока пройдут приступы головной боли, озноб и слабость. Обычно на это уходит не меньше недели. Период адаптации стал для нас и временем подготовки первого пункта намеченной программы — маршрута по юго-западной части Тибета.

Мы остановились в маленькой гостинице, расположенной в пяти минутах ходьбы от древнего, построенного в VII в., храма Джоканга. Рядом с храмом всегда многолюдно: одни молятся перед главным входом, другие шествуют вокруг храма (этот путь называется "баркор" и равноценен молитве), третьи толпятся около мелких лавочек, торгующих всякой всячиной. Здесь много калек и нищих, просящих подаяние. "Кучи, кучи", — повторяют они на разные лады, тряся рукой с поднятым вверх большим пальцем.

С разрешения монахов мы забрались на крышу Джоканга, откуда открывается прекрасный вид на Дворец Потала — одно из самых замечательных сооружений Тибета. Он был построен на Красном холме в VII в. тибетским царем Сонгцен Гампо (по Л.Н.Гумилеву — Сронцзангампо) для медитаций. Во времена его царствования в Тибет пришел буддизм. В XVII в. 3-й Далай-Лама перестроил дворец и придал ему современный вид. С тех пор Потала стал зимним дворцом династии далай-лам. Считается, что до начала XX в. 13-этажный (117 м высотой) Дворец Потала был крупнейшим зданием в мире.

Мы не чувствовали себя в Лхасе непрошеными гостями, казалось, что нашего приезда здесь ждали. На улицах со всех сторон нас встречали улыбки и приветствия: "Таши деле!" и "Хелло!" Затем следовал неизменный вопрос: "Откуда вы приехали?" Велорикши за небольшую плату предлагали отвезти в любой конец Лхасы. Торговцы зазывали посмотреть на их товар: "Луки, луки! Онли луки!" ("Посмотрите, посмотрите! Только посмотрите!")

Спустя 10 дней после приезда нам удалось с помощью одного из туристических агентств получить все необходимые разрешения (а их нужно иметь семь, чтобы только выехать за пределы района Лхасы!) и арендовать машины — джип для нас и грузовик для транспортировки бензина. Теперь можно было покинуть гостеприимную Лхасу и двинуться дальше, навстречу неизвестному.

В путь

С нами отправились четыре тибетца: три водителя и "гид". Последнее слово в кавычках, потому что этот молодой человек не только ни разу не ездил по намеченному маршруту, но и не имел ни малейшего опыта путешествий. Тем не менее его присутствие было обязательным условием при получении разрешений. С водителем джипа повезло немного больше. Дензину неоднократно приходилось ездить до городка Али как по северной, так и по южной дороге, однако он привык двигаться без остановок от поселка до поселка, поэтому всегда с неохотой уступал нашим просьбам притормозить, чтобы сфотографировать понравившийся пейзаж.

Первые два дня от Лхасы до Лхадзе мы ехали по густонаселенным земледельческим районам долины р.Цангпо (Брахмапутры). Было время уборки урожая. Все делалось неспеша, при помощи быков, лошадей и ослов. Не торопиться людям позволяла погода: стояли теплые солнечные дни без капли дождя. В Тибете самый высокий предел горного земледелия на земном шаре. Пржевальский ссылается на показания Наина Синга, который видел в 1873 г. посевы ячменя на абсолютной высоте 4633 м (Пржевальский Н.М. Из Зайсана через Халш в Тибет и на верховье Желтой реки. Третье путешествие в Центральную Азию 1879-1880 гг. М., 1948).

Пос.Лхадзе запомнился нам огромным количеством удодов (Upupa epops), летящих в Индию, и желтыми тополями. После Лхадзе в течение многих дней нам не суждено было видеть ни одного дерева. Первое время еще встречался можжевельник (Juniperus squamata), растущий кругами и пятнами по склонам гор, но потом исчез и он. За поселком дорога раздваивалась: одна шла на юг, в Непал, и по ней устремлялось большинство туристов, а вторая — на северо-запад, в Трансгималаи. Мы свернули на северную дорогу, и вскоре земледельческие районы остались позади. За селением Каика начались земли кочевников-скотоводов, зимой и летом живущих в черных палатках из ячьей шерсти. На пути встречались стада яков, спускающихся с высокогорных летних пастбищ на зимовку в долины.

К седлу одного из яков по древнему обычаю были прикреплены ветки с привязанными к ним разноцветными молитвенными флажками. Тибетцы верят, что ветер, раздувая флажки, возносит написанные на них молитвы к небесам. Эти молитвы должны защищать их во время долгих и трудных переходов.

Постепенно стали появляться и дикие животные: пищуха (Ochotona sp.), гималайский сурок (Marmota himalayana) и эндемик Тибета — шерстистый заяц (Lepus oiostolus).

По мере того как дорога поднималась все выше в горы, менялась и погода. Когда была преодолена четырехтысячная отметка, дневная температура упала до +10°С, задул холодный, пронизывающий до костей ветер, начались дожди.

Первая долгожданная встреча с киангами произошла на четвертый день пути за пос.Сангсанг, в обширной межгорной долине, где берет начало один из притоков Брахмапутры — р.Рака Цангпо. На краю долины, большая часть которой была занята кочкарниковым болотом, мы с помощью бинокля разглядели группу из пяти киангов. Недалеко от них паслись тибетские газели (Procapra picticaudata). А вблизи нас, с опаской поглядывая на остановившуюся машину и готовясь в любую минуту улететь, стояла пара черношеих журавлей (Grus nigricollis) с двумя, уже подросшими, птенцами.

В дальнейшем вместе с киангами мы неоднократно встречали тибетских газелей. Эти небольшие грациозные животные, с высотой в холке около 60 см и длиной от головы до хвоста чуть больше метра, очень оживляли пустынный пейзаж. У них приятная палевая окраска с характерным белым "зеркалом", охватывающим почти всю заднюю часть тела. На "зеркале" четко виден черный короткий хвост. Самцов легко отличить от самок по загнутым назад небольшим (длиной около 30—35 см) рожкам. Тибетское название газелей — гоа. Общаясь с аборигенами по дороге, мы выучили и другие местные названия животных: лиса — амо, тарбаган — чибей, снежный барс — ришим, волк — чангу, заяц — жигон, журавль — чунгджу, голубой баран — на, дикая коза — ла, архар — нен, рысь — и, медведь — том.

Первые сюрпризы

За пос.Рага дорога резко повернула на север. Мы двинулись по ней и вскоре оказались около крупнейшего в Тибете (так утверждали сопровождавшие нас местные жители) гейзера, бьющего фонтаном из-под земли у подножия горы Таге. Вокруг него другие гейзеры, поменьше, изливали свои горячие воды в р. Ронгджу или, не найдя стока, превращались в небольшие горячие озера. Все они парили и булькали, а заходящее солнце, пробиваясь сквозь черные снеговые тучи, добавляло таинственности и без того необычной картине. Попав под гипнотическое очарование долины, мы решили заночевать рядом с этой "маленькой Камчаткой", чтобы наутро принять горячую ванну. Купание в естественных горячих источниках — это единственная возможность смыть с себя дорожную пыль во время путешествия по Тибету, поэтому такой шанс упускать не стоит.

Когда палатки были поставлены, выяснилось, что лагерь стоит на колонии пищух и переместить его некуда, так как весь берег Ронгджу до каменистых предгорий Таге занят этими симпатичными большеухими зверьками, которых тибетцы зовут авра. Со стороны горы доносились голоса тибетских уларов (Tetraogallus tibetanus), а со стороны реки — крики огарей {Tadorna ferruginea), которые водятся в Тибете в таком количестве, что местные жители собирают их яйца как мы — грибы.

Чем ближе к ночи, тем больше сгущались над нами черные тучи, и, наконец, начался настоящий снежный буран. Палатки срывало с кольев, пищухи спрятались в норах, а мы укрылись в машинах. Казалось невероятным, что только четыре дня пути отделяют нас от солнечной и жаркой Лхасы. Перспектива ночевать в такую погоду в палатках не радовала, но буран закончился так же внезапно, как и начался, превратив долину в нечто совершенно фантастическое: струи пара поднимались теперь над сплошным снежным покровом.

Сюрпризы тибетского климата нам пришлось испытать еще не раз. Перепады дневных и ночных температур достигали 40°С: 23-градусная дневная жара сменялась морозной ночью с температурой до -13°С. В один день можно было побывать и в зиме и в лете! Но настоящие-то тибетские зимы, конечно, гораздо суровее: на высоте 4200—4300 м над ур.м. средние зимние температуры колеблются в пределах от -34 до -39°С, а абсолютный минимум составляет -33°С.

Когда снежная буря утихла, к нам из-за реки пришел местный житель. Он не разуваясь пересек реку вброд и теперь стоял на снегу в мокрых кедах, разговаривая с нами. При этом, чтобы не терять времени даром, он продолжал прясть пряжу из шерсти, спрятанной у него за пазухой. От него мы узнали, что Таге — не простая гора, а сам Царь Лев, лежащее неподалеку красивое оз. Намцо — его жена, а гейзер — их чай. Чтобы не гневить Царя, местные люди не охотятся в его владениях. Но в последние годы, не считаясь с тибетскими обычаями, здесь промышляют китайцы, и по этой причине из окрестностей Таге совсем исчезли дикие яки. Но пока все еще довольно много гоа и киангов, бурых медведей с белой полосой (видимо, медведей пищухоедов) и волков, встречаются дикие овцы и козы. На востоке долины еще можно увидеть антилоп оронго, но и они очень страдают от китайских охотников.

Когда наши вопросы иссякли, гость вежливо попрощался и собрался идти обратно тем же путем, каким пришел. Тут мы не удержались от давно мучавшего нас вопроса: не холодно ли ему в мокрых кедах? " Когда стоишь, то немного холодно, — согласился он, — а когда идешь, то тепло".

На прощание мы подарили нашему гостю фотографию далай-ламы — самый дорогой подарок для каждого тибетца. Даже тот, кто не говорит ни одного слова по-английски, знает, как попросить: "Далай-лама пикче". Он сначала поставил фотографию себе на голову, потом поднес к лицу и к груди, отдавая таким образом дань уважения правителю Тибета, который в 1939 г. был вынужден покинуть свою страну и поселиться на севере Индии, в Дарамсала.

Альтернатива заповедникам

Кажется странным, когда кто-то всерьез говорит о том, что горы, как люди, женятся, а озера выходят замуж, а потом вместе пьют чай из гейзера. Но это — одна из особенностей буддистской веры, которая не делает различия между органической и неорганической природой. Буддисты верят, что душу имеют не только люди, но и все живые и неживые составляющие этого мира, так как мир — субъект. Отношения между животными и людьми в свете буддистских представлений приравниваются к родственным, и природа получает свою значимость не через объективное мышление, а через субъективное чувство и близкое родство. Буддисты поклоняются природе, они объявляют и признают священными горы, озера, горячие источники. Часто это труднодоступные территории, куда, по их поверьям, возвращаются души умерших святых. И простые люди мечтают, чтобы и их души после смерти вернулись туда. Это природные территории, приравненные по значимости к Богу. Здесь даже нарушение тишины считается грехом, а отлов рыбы или убийство животного — преступлением. Священные буддистские территории — это те же заповедники, только основанные не на базе экологических знаний, а благодаря образу жизни, совершенно отличному от нашего, где чувства имеют большее значение, чем рациональное мышление, где человек не отделяет себя от природы и не мнит себя властелином, способным управлять природой и преобразовывать ее. Вера издавна защищала в Тибете природу лучше любых егерей, и результатом этой защиты было то необыкновенное количество непуганых зверей, которое поражало путешественников век назад. Буддисты не охотились на диких животных, а в том случае если дикое животное, медведь или снежный барс, оказывалось жертвой защищающегося человека, шкура и череп зверя приносились в монастырь, как и череп зарезанного для еды домашнего животного — к чхортену*, чтобы снять с человека грех за чужую смерть, а животному дать возможность лучше перевоплотиться в следующей жизни.

Чхортен (или ступа) — каменное строение в виде башни, где хранятся священные тексты. В древние времена, когда не существовало портретов Будды, его символизировали чхортены.

Согласно тем же тибетским законам, уходящим корнями в глубокую древность и сохранившимся до настоящего времени, нельзя убивать и есть мясо киангов и всех других непарнокопытных животных, включая домашних лошадей. Поэтому в Тибете не встретишь, как в Монголии или Казахстане, многочисленные табуны домашних лошадей, выращиваемых на мясо. Лошадей иногда используют для работы и езды верхом, но часто для этих целей предпочитают яков или ослов.

За долиной гейзеров, по дороге к пос. Тсочен, начали встречаться кианги, но все еще редко и в небольших количествах: одиночный самец, пара животных, группа из четырех животных... И вдруг — одна самка с жеребенком, без самца. Мы удивились: для лошадей и куланов не характерно, чтобы самки бродили самостоятельно. В чем тут может быть дело? Разгадка оказалась трагической: метрах в 50 от дороги, у оз.Намцо, лежал убитый самец, и над ним кружили вороны. Местные люди, ремонтировавшие неподалеку дорогу, рассказали, что накануне вечером по дороге проезжала машина с китайскими пограничниками. Заметив невдалеке двух взрослых киангов с жеребенком, они остановились. Через несколько секунд прогремел выстрел, от которого упал и стал биться в предсмертных судорогах самец, в испуге шарахнулись в сторону самка и жеребенок. Из машины раздался хохот, потом снова заработал мотор, и машина уехала прочь. Ни единого волоска не было тронуто с этого животного, лишенного жизни просто так, попутно, ради забавы.

Так, по трагической случайности, нам представилась возможность вблизи рассмотреть кианга и сделать промеры. Это был уже достигший зрелости молодой самец небольшого роста (высота в холке 127 см, длина туловища от переднего выступа плечелопаточного сочленения до задней точки седалищного бугра 125 см, высота в локте 70 см). Его окраска очень сходна с окраской киангов, встреченных Пржевальским на северо-востоке Тибета (Пржевальский Н.М. Монголия и страна тангутов. Трехлетнее путешествие в Восточной нагорной Азии. М„ 1946. С.236—237). Верхняя часть туловища и голова окрашены в коричневый цвет (более темный, чем у туркменских и монгольских куланов), нижняя часть белая. Длина заканчивающейся белым носом головы (от затылочного гребня до конца верхней губы) около 60 см. Граница между темно- и светлоокрашенными частями четкая. На шее коричневый цвет занимал сверху примерно третью часть и тянулся вдоль гривы. С нижней части шеи белая окраска переходила на грудь, живот и ноги. На боках туловища граница между цветами проходила примерно посередине. Но у передней ноги белый цвет с живота клином достигал лопатки. Все ноги спереди светло-палевые, но этого с большого расстояния заметить почти невозможно, ноги кажутся белыми. Передние ноги тоньше задних (обхват пясти составил 14.5 см, а обхват плюсны — 17 см), но копыта на них больше и шире (передние копыта 12х8,5 см² задние 10х7 см²). Темно-коричневая стоячая грива, высотой 18 см без челки, постепенно переходила в узкую такого же цвета полосу, которая шла посередине спины, а затем заканчивалась хвостом. Четкость и законченность окраске придавали черные кончики ушей (коричневых снаружи и белых изнутри) и полоска черных волос, идущая по венчику вокруг копыт. Размер уха от основания до кончика составил ровно 17 см. Хвост кианга не был похож ни на хвост лошади, ни на хвост осла и даже отличался от хвостов других представителей группы Hemionus. Он больше напоминал хвост лошади Пржевальского: вдоль репицы росли короткие волосы, и только ниже начинались длинные, образуя "кисточку" длиной 54 см. Как и у куланов, у него были "каштаны" (рудиментные остатки 1-го пальца) только на передних ногах, выше запястного сустава.

После оз.Намцо кианги перестали встречаться. Дорога пошла вверх на перевал, расположенный на высоте 4860 м над ур. м. Здесь не только животные, но и птицы стали крайне редкими. Только высоко в небе, выглядывая добычу, кружили степные орлы и беркуты.

Рай для птиц

Следующий день был более удачным. Мы добрались до центрального плато, чаще называемого здесь Чангтан. На отрезке пути между двумя крупнейшими поселками Тсоченом и Герце, вскоре после того, как позади осталось местечко Чундуломо, расположенное на высоте 5500 м над ур.м., местность стала более ровной со множеством больших и малых, пресных и соленых озер. Их обилие обусловлено большим количеством атмосферных осадков, особенно в летнее время (500— 1000 мм), интенсивным таянием снега и льда в горах, с одной стороны, и отсутствием стока этой воды — с другой. Мелководья пресных озер — настоящий рай для водоплавающих птиц, которые пересекают Тибет во время миграций, а для куликов и огарей — идеальные места для гнездования. На многих озерах птицы исчисляются тысячами. Среди них наиболее часто встречаются такие виды птиц, как лысуха (Fulica atra), хохлатая чернеть (Aythya fuligula), красноголовый нырок (A.ferina), чирок-свистунок (Anas crecca), шилохвость (A.acuta), обыкновенная свиязь (А.penelope), огарь (Casarca ferruginea), красноносый нырок (Netta rufina), большой крохаль (Mergus merganser), обыкновенный гоголь (Bucephala clangula), серый гусь (Anser anser), белолобый гусь (A.albifrons), гусь-гуменник (A.fabalis), чомга (Podicep cristatus), черношейная поганка (P.nigricollis), травник (Tringa totanus), шилоклювка (Recurvirostra avosetta), тибетская чайка (Larus brunneicephalus), черноголовый хохотун (L.ichthyaeetus).

Схема Тибетского нагорья.
Пнктиром показан маршрут экспедиции

Последний из упомянутых видов встречается в западном Тибете повсюду: скопления этих птиц (иногда даже многочисленные) довольно обычны на озерах, а отдельные особи часто можно увидеть летящими вдоль русел горных рек вдалеке от озер. Похоже, многие черноголовые хохотуны зимуют в Тибете, хотя это наблюдение и противоречит распространенному мнению, что все птицы этого вида проводят зиму на побережье Индии и Ирана.

В тех местах плато, где испарение выше, чем поступление воды, образуются соленые озера. Около одного из них, Тунцо, нам встретилась самая большая группа киангов в 36 особей. Был вечер, и кианги паслись на скудной растительности каменистой пустыни, держась ближе к горам. Скорее всего здесь было несколько групп, собравшихся вместе после выпадения снега в горах. Мы были необычайно рады этой встрече, правда, пасмурная погода помешала сделать хорошие снимки, а общая картина все еще мало походила на то, что видел и описал Пржевальский: в изобилии из млекопитающих встречались только пищухи, а из птиц — жаворонки (Eremophila alpestris elwesi, Alauda gulgula inopinata, Calandrella acutirostris tibetana, C.brachydactyla) и земляные воробьи (Pyrgilauda taczanowskii). Похоже, сбывались предсказания повстречавшегося нам в Тсочене китайского ученого, который, узнав о цели нашей поездки, сказал, что мы неправильно выбрали маршрут: нам следовало проехать по дороге от Нагчу до Герце, где до сих пор можно увидеть не только множество киангов и антилоп оронго, но и диких яков. Дорога, о которой говорил доктор Ванг, проходит по южной границе недавно организованного национального заповедника "Чангтан". Это крупнейший заповедник Китая и второй по размеру в мире, площадь которого составляет более 70 тыс. км². Он уступает только Гренландскому национальному парку, большая часть которого находится подо льдом. Территория заповедника "Чангтан" охватывает самую высокую часть (от 5 до 5.6 тыс. м над ур.м.) Тибетского плато (Sсhа11еr G.В. Tibet's remote Chang Tang. In a High and Sacred Realm // National Geographic. 1993. August. P.64-87).

Доктору Вангу по работе часто приходилось ездить по этой дороге до Герце, где он занимался преобразованием солнечной энергии и электрификацией поселка, и у нас не было оснований сомневаться в его словах. Он очень сомневался в том, что мы, продолжая ехать на запад, увидим тех, кого ищем. Но он ни разу не бывал западнее Герце. А поскольку изменить маршрут, утвержденный многочисленными организациями в Лхасе, мы не могли, оставалось только надеяться, что ситуация изменится к лучшему после того, как Герце останется позади.

Иногда диких животных можно встретить в местах, где совсем не ожидаешь. В пос. Герце, у входа в китайскую гостиницу, был привязан рыжий волчонок. Было похоже, что люди относились к нему хорошо: на ужин он получил целую баранью голову. Дружески и игриво была настроена к нему даже собака хозяина гостиницы. И все-таки нам очень хотелось перерезать веревку, которая ограничивала свободу волчонка.

Долгожданная встреча

Наши надежды встретить киангов на землях, лежащих западнее Герце, оправдались: между поселками Янху и Гаки, на расстоянии 188 км, мы встретили 333 кианга! Здесь, около красивейших озер, жили и одиночные животные, и небольшие группы и даже стадо из 120 особей. Среди взрослых животных было много жеребят, родившихся этой весной и уже вполне окрепших. Гармонично сложенные, быстрые, сильные звери, которые в мгновение ока могли бы исчезнуть с наших глаз, однако оказались, действительно, настолько любопытными, что позволили приблизиться достаточно близко, чтобы запечатлеть их на фотопленку.

"Ну, теперь начнетс", — подумали мы и... на другой день не встретили не только ни одного кианга, но и ни одного другого крупного животного. После Гаки горы стали выше, озера исчезли, дорога вошла в узкую долину одного из притоков Инда — р.Сенгхе Цангпо. Следующей встречи с киангами нам пришлось ждать еще несколько дней. Их не было ни в песках за городом Али, где, достигнув самой западной точки маршрута и получив еще несколько разрешений, мы повернули к югу, ни в занятой большими стадами скота долине другого притока Инда — р.Гар Цангпо, ни в глиняных горах древнего княжества Гуге, В этих горах, склоны которых украшены нерукотворными скульптурами, напоминающими буддистские изваяния, перед нами, уже много дней не видевшими ни одного дерева и ни одного кустарника (выше и красивее, чем карагана), как чудо появились раскрашенные осенними красками заросли тамариска и мирикарии (Myricaria squamosa), a также обсыпанные оранжевыми ягодами и обвитые ломоносом кусты и отдельно стоящие деревья облепихи (Hippophae tibetana, H.salicifolia). В зарослях облепихи мелькали большие любители ее ягод — краснобрюхие горихвостки (Phoenicurus erythrogaster) и красные вьюрки (Carpodacus puniceus). Эти удивительные ярко окрашенные маленькие птички гнездятся в Тибете на очень больших высотах, в основном между 4 и 5 тыс. м над ур.м. Максимальная зарегистрированная высота гнездования краснобрюхой горихвостки 6100 м над ур.м. После периода гнездования, когда самки с молодняком улетают зимовать на южные склоны Гималаев, самцы остаются в Тибете, где пережить зимние холода им помогают ягоды облепихи и барбариса.

Вырвавшись из объятий сказочно красивых гор, мы выехали в долину р.Ланенгк Зангбо, на другом берегу которой среди желтых тополей расположился пос.Тсада. Мы остановились в поселке на один день, чтобы немного отдохнуть и осмотреть руины княжеского дворца Гуге — совершенно необычного сооружения, со множеством пещер и подземных ходов, возведенного на высокой глиняной горе в X—XI в. и разрушенного во время Культурной китайской революции.

Когда пришло время двигаться дальше, Дензин предложил выезжать из Тсады по новой дороге. Мы, не долго думая, согласились, слишком поздно уяснив, что "новой" здесь называют не вновь построенную, а недавно проложенную водителями дорогу, на самом деле — бездорожье. Однако виды, открывшиеся с плато, лежащего выше глиняных гор, а затем красоты "цветных" вулканических гор и кратерного озера, компенсировали все неудобства, связанные с ездой по бездорожью. К тому же, там повстречалась стая гималайских, или снежных, куропаток (Lerva lerwa).

По святым местам

Мы приближались к самым священным местам Тибета — горе Кайлаш и оз.Манасарова, когда исчезнувшие из поля зрения кианги и газели вдруг снова оживили пейзаж. На расстоянии 75 км, что лежат между горячими источниками у монастыря Татапури и пос.Тарчен, примостившимся у подножия горы Кайлаш, мы насчитали 91 кианга (65 паслись у оз. Лама Цо) и 49 газелей гоа. С одной стороны озера белел почти правильный конус Кайлаша, а с другой сияли снежные вершины Гималайских гор Гурла-Мандхата. Мы уже заметили, что кианги выбирали для обитания самые красивые места юго-западной части Тибета. Эти животные безусловно обладали изысканным вкусом, который не подвел их и на этот раз.

Для последователей четырех религий (буддизма, индуизма, джайн и бон) Кайлаш — это центр мира, это гора, которую избрали своим вечным пристанищем Шива, Будда и многие бодхисатвы.

Бодхисатва — человек, стремящийся достичь высшей степени совершенства (Будда), но пока не вошедший в нирвану ради того, чтобы помогать другим людям на пути совершенствования. Каждый Будда перед тем как войти в нирвану некоторое время был бодхисатвой.

Второе, тибетское, название горы Кайлаш — Канг Ринпоче. "Канг" означает гора, а "ринпоче" — главный настоятель тибетских монастырей. Люди приходят к этой горе, как к священнику, чтобы получить благословение. Для них природа и культура неразделимы. Кайлаш — это и природный чхортен. Тибетцы верят, что если обойдешь вокруг горы один раз, то очистишься от всех грехов, совершенных за год; если повторить обход 12 раз, то можно очиститься от всех грехов, накопленных в течение жизни, а если сделать 100 обходов, то в следующей жизни сам станешь бодхисатвой. Для всех последователей этих религий цель жизни заключается в том, чтобы вырваться из круга перевоплощений и достичь тем самым настоящей свободы, т.е. избавиться от необходимости снова и снова после смерти возвращаться на Землю. Вот почему Кайлаш всегда был местом паломничества, к которому стекались люди, живущие за тысячи километров отсюда. В настоящее время, когда буддизм и индуизм завоевывают все большую популярность в Европе, возрастает и количество западных туристов, многие из которых приезжают в Тибет с единственной целью — обойти гору Кайлаш.

Мы тоже не стали упускать возможности избавиться от грехов и отправились в путь вокруг Канг Ринпоче, погрузив все самое необходимое на яков. —Большая кора" — так называется путь вокруг горы Кайлаш протяженностью 59 км. Начинается он в пос.Тарчен, на высоте 4575 м над ур.м., а в своей самой высокой точке, на перевале Долма Ла, достигает отметки 5636 м над ур.м. В первый день, полные сил, мы радовались возможности пройтись пешком, удивлялись закрывающим небо тучам гималайских и жемчужных вьюрков (Leucosticte nemoricola, L.brandti), считали спугнутых зайцев, а иногда даже отклонялись от основной дороги, чтобы взглянуть на след, оставленный Буддой, или на огромный камень, будто бы брошенный Миларепой, или на одно из самых крупных и самых священных, так называемых "воздушных захоронений" Тибета.

В Тибете издавна существует обычай возвращать тела умерших людей в природу через живых существ — хищных птиц и животных. Родственники приносят тело на специальное место, где с помощью ножа оно разделывается на мелкие кусочки, при этом кости тоже мелко дробятся, чтобы птицы и животные могли их быстрее съесть. Каким бы ужасным ни казался этот обычай, тибетцы следуют ему из самых лучших побуждений: таким образом они помогают душе умершего как можно быстрее освободиться от тела и достичь небес. С этим "варварским" обычаем не посчиталось китайское правительство, и в 50-х годах, когда Тибет стал частью Китая, оно решило раз и навсегда покончить с ним. Буддистские монастыри были подвергнуты разрушению, хищные птицы — кумай (Gyps himalayensis), белоголовый сип (Gyps fulvus), бородач-ягнятник (Gypaetus barbatus) — массовому истреблению, а хищные животные, даже собаки — отравлению. В результате этих систематически проводимых действий к 70-м годам крупные хищные птицы стали очень редкими, в деревнях умолк собачий лай, а тибетцы тем не менее продолжали (теперь тайно) приносить тела умерших на места "воздушных захоронений". Вороны, галки и клушицы не могли справляться с "приношениями" так быстро, как большие хищники, и поэтому тела умерших дольше оставались "не захороненными", что болью отзывалось в сердцах родственников. В конце 80-х годов стало очевидно, что такой путь покорения Тибета не дает желаемого результата, и правительство изменило свою политику: при определенных условиях монахам опять стали разрешать жить в монастырях, а отстрелы птиц и потравы собак прекратились. Медленно-медленно популяции грифов и сипов начали восстанавливаться, и в первую очередь около наиболее священных (а от того и наиболее популярных) мест "воздушных захоронений", например в окрестностях Лхасы, у монастырей Сера и Пабонгка.

Пройдя не менее 25 км, мы остановились около монастыря Дирапук Гомпа. Здесь, в полуразрушенном глиняном доме с земляным полом, на который было брошено несколько грязных матрацев, нам предстояло провести ночь. Других "гостиниц" тут не было, а в холодную осеннюю ночь даже такое пристанище лучше продуваемой всеми ветрами палатки.

Второй день большой коры был самым трудным. Дорога круто пошла вверх. Остановки для восстановления дыхания приходилось делать все чаще. Уже не оставалось ни сил, ни желания отклоняться от тропы. Все было брошено на достижение одной цели: добраться до перевала Долма Ла. И тут мы увидели женщину, бодро идущую нам навстречу. Она без сомнения принадлежала к последователям религии бон, только они обходят Кайлаш не по, а против часоной стрелки. Обменявшись приветствиями, мы поинтересовались: который раз совершает она обход вокруг Кайлаша? Оказалось, что это был ее 98-й круг по большой коре! Еще два обхода вокруг Кайлаша — и ей будет обеспечена вечная свобода. Один круг, который при полной отдаче сил и благополучном стечении обстоятельств, мы могли пройти за два — два с половиной дня, она проходила за сутки. На прощание мы от всего сердца пожелали ей удачи, отдавая должное силе ее веры и физической закалке.

Мучительный подъем завершился ликованием на вершине, прикреплением молитвенных флажков (которые тут же потерялись среди тысяч других), наполнением фляжек водой из священного оз.Тукье Ченпо Цо и, конечно, фотографиями на память. Трудный, казавшийся бесконечным спуск все-таки был несравнимо легче подъема. Еще одна ночь в "гостинице" монастыря Зутулпук Гомпа — и мы вернулись в Тарчен. Только тут нам суждено было понять, как благосклонен был к нам Канг Ринпоче. Во второй половине дня начался снегопад, который продолжался всю следующую ночь. Тропы стали невидимыми, а обход Кайлаша — невозможным. Группе французов, приехавших в Тибет специально для того, чтобы пройти по большой коре, пришлось уехать ни с чем. Ни с чем пришлось возвращаться домой и немецкой паре, для которой эта попытка оказалась третьей неудачей.

Край непуганых зверей

Мы продолжили свой маршрут, который теперь лежал к священному оз.Манасарова, и вскоре остановились в маленькой деревушке из трех-четырех глиняных домиков, у подножия горы, вершину которой украшали белые здания монастыря Чу Гомпа. На берегу реки дышали паром горячие источники. Отсюда до священного озера было не более полукилометра.

Озеро, окруженное снеженными горами, откуда открывался вид на Кайлаш, было неземной красоты, а вокруг царил мир непуганых зверей и птиц. Здесь гималайский филин (Bubo bubo hemochalana) готов часами позировать перед фотокамерой, а зайцев просто не счесть, когда на восходе и на закате солнца они выходят из своих укрытий покормиться. На водной глади озера, как и на других пресных озерах Западного Тибета, плавают многочисленные водные птицы, а по мелководью бродят множество куликов, среди которых первое место по численности занимают травники (Tringa totanus); за ними идут кулики- воробьи (Calidris minuta), в одной стае их иногда более 220 особей; чернозобики (Calidris alpina) и круглоносые плавунчики (Phalaropus lobatus). Здесь нас ждали и неожиданные встречи с видами птиц, которые обычно не селятся на материковых озерах. Известно, что птицы, гнездящиеся на арктических территориях, после гнездования летят либо в западном направлении — сначала в Западную Европу, а затем вдоль побережья к местам их зимовок в Африке, либо в восточном — в район Чукотки, а оттуда, опять же вдоль побережья, на юго-восток Азии и в Австралию. Некоторые виды мигрируют в восточном направлении до Аляски и там поворачивают на юг. Гораздо меньше известно, что небольшая часть этих птиц летит не вдоль побережья, а прямо через азиатскую часть России, Китай и Индию, и что некоторые из них делают остановки на пресных озерах. Для многих орнитологов стало сенсацией в 70—80-х годах встретить экземпляры камнешарки (Arenaria interpres) и песчанки (Calidris alba) осенью на пресных озерах в Восточном Непале. Первые отчеты об этих встречах были восприняты с большим сомнением. Вдоль побережья оз.Манасарова нам также встретилось довольно много камнешарок, иногда в стаях из более 30 особей, и несколько песчанок. Достаточно большое количество этих птиц указывало на то, что очутились они здесь не случайно и что скорее всего их путь проходит через оз.Манасарова.

Еще более неожиданной оказалась встреча с большим песочником (C.tenuirostris), который гнездится на северо-востоке Сибири. Большая часть популяции большого песочника совершает перелет на зимовку в Австралию вдоль побережья, а небольшая ее часть зимует на побережье Индии. Видимо птицы, зимующие на побережье Индии, как и некоторые камнешарки и песчанки, предпочитают лететь не вдоль побережья, а через материк, делая остановки на пресных озерах Тибета.

По своей неожиданности эта встреча могла сравниться с той, которая произошла в середине февраля 1997 г. По дороге от Шигаце к Лхасе, идущей через перевал Кампа Ла, мы увидели большие стаи горных гусей (Anser indicus), собиравших остатки ячменя на полях. Нигде, даже в специальной орнитологической литературе (0gilvie M.A. Wild Geese. Berkhamsted (Great Britain). 1978), Тибет не упоминается как место зимовки горных гусей. Считается, что они зимуют в Пакистане и на севере Индии. А мы насчитали более 2.5 тыс. горных гусей. Готовы утверждать, что эти птицы не только зимуют, но и гнездятся в Тибете. Здесь они чувствуют себя в безопасности, так как имеют статус, сходный со статусом киангов, — тибетцы на них не охотятся и не едят их мяса.

Обилие птиц, казалось бы, обычное явление на пресных озерах Тибета, тем не менее служит для тибетцев еще одним подтверждением святости оз.Манасарова, так как на соседнем оз.Раксас Тал, сколько ни смотри, не увидишь ни одной птицы. Тибетцы считают Раксас Тал дьявольским озером. Биологи же объясняют этот феномен тем, что озеро совершенно лишено мелководий, где могли бы кормиться птицы.

На священном оз.Манасарова, как и на любом другом священном озере, нельзя ни ловить рыбу, ни плавать на лодке. Можно только искупаться, чтобы святой водой смыть с себя грехи. Однако купание — акт, требующий определенного мужества, так как температура воды в озере редко превышает +2°С. А если при этом с неба падают хлопья снега... Тут может утешить только мысль, что после купания можно прыгнуть в горячий источник.

Нарушение запретов, охраняющих озеро, чревато опасными последствиями. Это испытал на себе шведский исследователь Свен Хедин, который в 1907 г. на небольшой, привезенной с собой, лодке отправился измерять глубину озера. Когда Хедин был уже далеко от берега, неожиданно начался сильнейший шторм, из которого ему чудом удалось выйти живым: лодку, изрядно помотав, в конце концов прибило ветром к другому берегу. Для местных людей это событие стало еще одним доказательством святости озера и наглядным примером того, как дух природы может покарать человека за дерзость.

Нам очень хотелось задержаться на необыкновенном озере подольше, но водители торопили. Закрывшие небо черные тучи и ежедневные снегопады заставляли особенно волноваться водителей грузовика: перевал Маиум Ла мог очень скоро стать непроезжим для этого морально устаревшего транспортного средства.

В день отъезда оз.Манасарова подарило нам незабываемый рассвет, как бы давая знак, что чудеса священных земель на этом еще не закончились.

Между раем и адом

Между пос.Хор и перевалом Маиум Ла, в широкой богатой озерами и родниками долине мы, наконец-то, увидели изобилие копытных, сравнимое с описанным путешественниками прошлого века, хотя разнообразие и ограничивалось всего двумя видами. На территории длиной около 70 км собралось более 600 киангов и 200 газелей гоа. Наше появление вызвало настоящий переполох. Ближайшие к дороге группы киангов помчались галопом, будто соревнуясь в скорости с грузовиком и с джипом. Жеребята не отставали от взрослых. В хвосте одной из групп, видимо, поддавшись общей панике, пристроилась и во весь опор мчалась рыжая лиса. Все они бежали по дороге рядом с машинами, а если перегоняли их, то бросались наперерез. Такая тактика в другой ситуации несомненно привела бы их к трагическому концу.

Кианги в долине перед перевалом Маилум Ла.
Наше появление вызвало настоящий переполох: ближайшие к дороге группы киангов помчались
галопом, как будто соревнуясь в скорости с нашим джипом.

Дензину неоднократно приходилось видеть зимой, вдоль главных дорог, проложенных по широким горным долинам, сотенные стада куланов и газелей и то, как легко животные становились добычей всех любителей пострелять. В это время года кианги и газели особенно нуждаются в охране, так как глубокий снег ограничивает их подвижность и они не могут убежать. Стоит вспомнить, что именно таким образом были истреблены тарпаны из южнорусских степей.

В долине же, куда мы приехали, о безопасности животных позаботилась сама природа. Перевал Маиум Ла становится непроезжим для машин уже в начале осени, и движение транспорта между пос.Пуранг и Лхасой до самой весны осуществляется по северному окружному пути через г.Али. В долине царит райское спокойствие, благодаря чему сюда стекаются сотенные стада животных со всех сторон.

Но за снежным перевалом священные территории заканчиваются. Широкая, богатая кормами долина, в которой берет свое начало р.Цангпо, служит зимним пастбищем для многочисленных стад домашних яков, хайнаков и овец. Киангам заходить сюда смертельно опасно. Рай и ад для них лежат рядом, разделенные лишь перевалом Маиум Ла. У истоков Цангпо, на расстоянии 30 км мы обнаружили пять трупов этих животных (а за предыдущие почти 3 тыс. км — два)! Их убили скотоводы прошлой зимой. Логика очень проста: кианги съедают очень много травы, которая, не будь их, пошла бы на корм скоту, поэтому киангов следует убивать. Вероятно, по этой же причине мы не встретили ни одного кианга и на следующем отрезке пути — от Парянга до Саги. Но за Сагой дорога снова уходит в горы, где влияние человека значительно ниже, и там мы встретили еще несколько небольших групп киангов (от двух до девяти особей). До Сангсанга мы насчитали около 40 особей. Это были последние группы киангов, которых мы увидели в поездке по юго-западной части Тибета.

Всего за 30 дней (с 27 сентября по 26 октября 1998 г.) на маршруте протяженностью около 3800 км мы встретили 1125 киангов, 690 тибетских газелей, не считая других видов животных. Список птиц, который мы составляли попутно, насчитывал 130 видов. Тибетские газели держались, как правило, небольшими группами (от двух до 15 особей), но трижды мы видели большие стада из 70—110 особей и 10 раз одиночных газелей. Часто они встречались вместе с киангами, но тем не менее у нас создалось впечатление, что они распространены более широко и в меньшей степени, чем кианги зависят от крупных источников воды (озер). Кианги нам попадались как одиночными животными (12), парами (9), так и небольшими группами по 30 особей (21) и даже стадами до 160 особей (10).

В следующих маршрутах по центральной части Тибета (окрестности Лхасы и Восточные Трансгималаи), которые мы совершили в ноябре, кианги и тибетские антилопы нам не встречались.

Еще раз мы увидели их позднее, в конце ноября, на пути в Восточный Тибет. В 150—250 км от Голмуда, в районе хребтов Кукушили и Марко Поло северо-восточной части плато Чангтан мы насчитали девять групп киангов, состоящих из 3—14 особей (всего 63). В этих же местах, но гораздо раньше и в значительно большем количестве встречал киангов и Пржевальский. К сожалению, у нас, бывших в то время пассажирами рейсового автобуса, не было возможности ни как следует рассмотреть, ни сфотографировать этих животных. За 36 часов пути от Лхасы до Голмуда автобус ломался трижды, но каждый раз не в тех местах, где обитали кианги. Поэтому с уверенностью мы можем сказать только то, что это тоже были темно окрашенные особи и что все они держались около озер. Здесь же были их верные спутники — тибетские газели и несколько антилоп оронго.

Собранные нами и другими исследователями данные указывают на то, что кианги распространены по всей территории Тибетского нагорья, но крайне неравномерно. В Трансгималаях, западнее Лхасы, они были редки, а в Восточных Трансгималаях не встречались вовсе. Не встречались они нам и по всей долине р.Цангпо(Брахмапутры), которая у истоков плотно населена животноводами, а в среднем течении — земледельцами.

В осенне-зимний период, после выпадения снега в горах, кианги собираются в большие стада на обширных ровных долинах с крупными пресными или солеными озерами. Самые крупные скопления киангов мы наблюдали на плато Чангтан — между поселками Янху и Гак, на священных землях в окрестностях горы Кайлаш — у оз.Лама Цо, и в долине небольшой реки, впадающей в оз.Манасарова — между пос.Хор и перевалом Маиум Ла. Дж.Шаллер отмечал (Schaller G.В. Ibidem.) большие скопления киангов (группы до 200 особей) в широких долинах южной части заповедника "Чанг-тан". Есть также сведения о том, что кианги встречаются в северной плоской (в отличие от гористой южной) части заповедника, где много озер и хороших пастбищ. Сезонно они заходят в Сикким, на северное плато, расположенное на высоте 5100—5400 м над ур.м. В Ладаке эти животные обитают в граничащих с Тибетом районах.

Принято считать, что в Ладаке живет западный подвид кианга, в Сиккиме — южный, а в Северном Тибете — восточный, хотя все эти территории — части обширного Тибетского нагорья, между которыми нет, как это иногда ошибочно предполагают, непреодолимого препятствия в виде Гималайского хребта. Возможно даже, что нет необходимости в разделении данного вида на подвиды. Но эта гипотеза, как и другие гипотезы, конечно, требует доказательств.

* * *

Казалось бы, наличие священных территорий и исключительный статус лошадиных в Тибете — идеальная ситуация для кианга, в которой за его судьбу не стоит беспокоиться. Но это не так. Усиливающееся влияние Китая на Тибет имеет свои минусы в деле охраны природы. Буддистские догмы начинают терять свое былое значение и среди тибетского населения. И хотя тибетцы-скотоводы по-прежнему не едят мяса киангов, они видят в них конкурентов их собственному скоту и уже не считают грехом их отстрел, если он происходит за пределами священных территорий. Кроме того, и другие тибетцы не следуют безоговорочно буддистским законам. На Чангтане с давних времен живут люди, которые называют себя "неприручаемыми". Они всегда избирательно следовали буддистским законам и сейчас ради денег готовы преступать религиозные и любые другие запреты.

Сейчас в Тибете, с одной стороны, не признается и грубо нарушается охранный статус исторически сложившихся "заповедников" (священных буддистских территорий), где издавна на страже природы стояла религия, с другой стороны, создаются новые заповедники, в которых охрана возложена на егерей. В Тибете уже 12 таких заповедников. В каком из двух типов заповедников природа лучше защищена, рассудит время.

Литература

Статья Н.В.Паклина, младший научный сотрудник Института проблем экологии и эволюции им.АМ.Северцовой К.вана Ордена, доктор философии, сотрудник департамента охраны природы провинции Южная Голландия (Нидерланды)