Правовой нигилизм

Введение.

Свою курсовую работу я решила написать по теме “Правовой нигилизм и пути его преодоления”. Эта тема была, в общем-то, актуальна во все времена, но теперь её острота достигла своего предела - юридический нигилизм процветает, как никогда.

В своём исследовании я попыталась взглянуть на эту проблему, эту
“злокачественную опухоль” юриспруденции и правопорядка под разными углами, с нескольких позиций. Вначале я планирую, рассказать, что такое нигилизм вообще и правовой нигилизм в частности, как он трактовался в различные времена, на различных этапах отечественной истории государства и права, как он связан с таким центральным понятием теории права, как правосознание.
Затем я расскажу о том, как правовой нигилизм вошел в нашу жизнь - т.е. мною будет затронут исторический аспект проблемы, - генезис и развитие правового нигилизма (одновременно хочу дать и литературную сторону вопроса
- проследить моменты проявления правового нигилизма в классической русской литературе и в народном фольклоре (на примере пословиц и поговорок)). После этого, по моему мнению, нужно будет поговорить об основных источниках правового нигилизма на современном этапе (хотя корень проблем был несомненно заложен раньше) - это несовершенство и частая противоречивость законодательства (в том числе коллизия права), волюнтаристский стиль управления, деформация в деятельности правоохранительных органов, пренебрежение правовыми процедурами реализации прав и обязанностей, противоправные поведенческие установки и многое другое. Затем речь пойдёт о формах проявления правового нигилизма (в частности как крайняя форма проявления правового нигилизма будет затронута революция). И в заключение я попробую предложить свой “рецепт” излечения современной правовой системы от правового нигилизма.

Понятие правового нигилизма.

Нигилизм (от лат. Nihil - ничто, ничего) - это отрицание исторических и культурных ценностей, моральных и нравственных норм и устоев общества. Нигилизм получил наибольшее распространение в центральных произведениях известных русских писателей (вспомним хотя бы тургеневского
Евгения Базарова и его подпевалу Ситникова, которые не признавали ни русской истории, ни русской культуры и основным девизом которых был своего рода боевой клич: ”Долой идеалы!”) - И.С. Тургенева (“Отцы и дети”), Н.
Лескова (“Некуда”), А.Р. Писемского (“Взбаламученное море”). Что касается правового нигилизма, то в Большой Советской энциклопедии 1985 года даётся следующее его определение.

Правовой нигилизм - это реакционное течение в буржуазных странах, которое выражается в отрицании законов и права как такового, юристы западных стран оправдывали часто незаконные действия властей, попирая тем самым правовые нормы. В качестве одного из наиболее известных “нигилистов”
Запада назывался известный юрист Джон Дьюи. Таким образом, советская правовая наука как бы подчеркивала, что такое негативное и даже во многом пагубное явление как правовой нигилизм было свойственно лишь буржуазным правовым системам; советское же право было незнакомо в принципе с этим самым нигилизмом. Сказанное в данном научном издании где-то было верным, но только в том плане, что русскому праву нигилизм и не мог быть свойственен в той степени, в какой он присутствовал в зарубежной юриспруденции в силу различного отношения в этих системах к праву как таковому. В то время, как в буржуазных государствах право считалось в качестве “основы основ”, укрепление и совершенствование его было первостепенной задачей, одной из главных целей деятельности общества и работы общественной мысли было построение развитого гражданского общества и совершенного правового государства, которое работало бы на благо личности. Основным средством для этого опять же были совершенные законы и действенные правовые нормы.
Существовала концепция, согласно которой государство создаёт право, которое впоследствии это государство связывает широкой системой норм, сетью запретов и дозволений. В общем, роль права тут было трудно переоценить. Всё это не могло не сказаться на современном состоянии законности и правопорядка так называемых развитых капиталистических стран - прежде всего государств Западной Европы. На настоящий момент проблема правового нигилизма в них либо не существует вовсе, либо она настолько мала и незначительна, что не стоит того, чтобы обращать на неё сколько-нибудь пристальное внимание. Население этих стран соблюдает законы, как принято говорить, “не за страх, а за совесть”, т.е. люди следуют предписанию норм права не потому, что за их неисполнение следует ответственность различного рода, а потому, что ”так требует закон”, потому, что “так надо” (dura lex, sed lex). Разумеется, что рядовым гражданам пример законопослушного поведения подаёт их правительство - именно на высших чиновников, на их образ жизни и поведение смотрят люди при решении вопросов, как поступить в той или иной ситуации. Первенство на этом фоне без сомнения принадлежит
Германии - в этой центральной европейской стране не только обыватели неукоснительно следуют “букве закона» (не говоря о более общественно опасных деяниях - немцы никогда не переходя улицу на красный свет (даже при отсутствии автомобилей) и не мусорят на улицах (может быть в этом секрет их чистоты)), но эта же “буква закона” является обязательной и для правителей.
На недавнем примере разбирательства с денежными махинациями бывшего канцлера ФРГ Гельмута Коля мы можем убедиться, что там действует формула (к сожалению часто мёртвая у нас) “все равны перед законом и судом”. А недавняя попытка импичмента американскому президенту Б. Клинтону говорит нам о том, что и за Тихим океаном на Североамериканском континенте законность стоит на высоте. Царящая в западноевропейских странах обоюдная правовая вежливость дает несомненные плоды: граждане своим законопослушным поведением как бы подают пример друг другу.

К сожалению, у нас с правопорядком и правосознанием граждан (высокий уровень которых только что был рассмотрен мною в странах Запада) не всё так гладко и спокойно. Те годы, которые наше государство шло “по пути социализма” и наш народ усиленными темпами строил “светлое будущее коммунизма”, наложили неизгладимый отпечаток на всю отечественную юридическую науку и ещё более углубили пропасть, разделяющую уровни правосознания в России и Европе. Всё это, в конечном счёте базировалось на догмах учения Маркса и Ленина, - именно в трудах этих разработчиков классической идеи коммунизма и социалистического государства с всеобщим равенством и обобществлением средств производства активно пропагандировалась идея о том, что в будущем государстве всеобщего равенства праву вообще и правовым нормам в частности будет отводиться едва ли второстепенная роль, а на более поздних этапах становления коммунистического общества предполагалось отмирание всей отечественной правовой системы целиком “за ненадобностью” (за этим предполагалось осуществить отказ от государства как особого способа организации публичной власти). Сухие нормы закона предполагалось заменить на более действенные требования и предписания “пролетарского самосознания“ и “пролетарского правосознания”. Но как показало время (которое, как известно, является самым лучшим и беспристрастным арбитром) эти честолюбивые стремления так и остались лишь красивыми мечтами. Недаром народная мудрость гласит: “
Благими намерениями вымощена дорога в ад”, - никакой новой пролетарской квазигосударственной структуры создано не было, государство не только не отмерло, а наоборот всесторонне окрепло, всячески усилило свои позиции, а впоследствии стало попросту тоталитарным (т.е. вмешивалось практически вовсе сферы деятельности общества в целом и каждого индивида в отдельности). Что касается права, то оно в общем-то также осталось жить, но ему был нанесён просто-таки непоправимый урон. Ведь долгое время право считалось временным явлением, своего рода атавизмом “тёмного прошлого”, на смену ему вот-вот должно было прийти то самое “революционное правосознание”, о котором писал Ленин. Поэтому нет ничего удивительного, что частенько на законы и прочие правовые нормы многие большевики смотрели не как на нечто священное и обязательное к исполнению, а как на пережиток, оставшийся от царских времён, попросту говоря как на обыкновенные каракули и поступали соответственно: т. е. Не так, как было прописано в том или ином нормативном акте, а как подсказывали им их “пролетарская совесть” и коммунистическое чутьё”. Было даже введено такое понятие как “революционная целесообразность”, при этом предполагалось, что если буква закона говорит одно, а революционная целесообразность вкупе с пролетарским правосознанием подсказывает другое, то поступать следовало согласно последним двум, закрывая при этом глаза на требования закона. Нетрудно догадаться, что для развития и роста правового нигилизма это самая что ни на есть благодатная почва - по всей стране буйным цветом плодилась революционная целесообразность, которая зачастую превращалась в обыкновенный беспредел и беззаконие. Часто решение важнейшего вопроса, иногда и жизнь человека находились в руках того или иного комиссара и его “правосознания”; от того, в какую сторону повернёт он свою “целесообразность” зависели жизни многих людей (часто решение подобных вопросов превращалось в обыкновенное сведение личных счётов). В конце 30-х годов ситуация ещё более усугубилась: с одной стороны действовала Конституция СССР 1936г., которая была одной из наиболее демократичных и гуманных в мире, а с другой стороны государство захлестнула волна жесточайших репрессий, общество задыхалось в тяжком смраде доносов и недоверия, органы НКВД ощущали себя полновластными хозяевами в стране (хотя их сотрудники нередко попадали под жернова собственной репрессивной машины
- как правило, всплески ведомственных чисток были после смены руководителя
НКВД (за годы репрессий ими соответственно были Ягода, Ежов и Берия). Все эти факты, точнее сказать, все эти безобразия лишь укрепляли людей в мысли о том, что закон законом, а как там наверху решат, так и будет.

Последующие годы застоя (не считая короткой хрущёвской оттепели, которая всё же породила гордое, свободолюбивое поколение “шестидесятников”) никак не способствовало искоренению правового нигилизма в нашей отчизне и он всё рос, укреплялся и внедрялся в повседневную жизнь всё в большей и большей степени. Коротким проблеском промелькнуло правление Ю. Андропова, который своими знаменитыми чистками показал, что порядок пусть даже элементарный, но всё же правовой, навести можно всегда. Затем дело совершенствования законности было продолжено в эпоху знаменитой перестройки
М.С. Горбачёвым. К чему это привело всем хорошо известно - Горбачёв своими полумерами, своей нерешительность только усугубил и без того непростую проблему низкого правопорядка: он то говорил о верховенстве права, то устраивал, “кровавые разборки” в Закавказье и Прибалтике. Закончилось же всё это весьма плачевно - немалое количество людей, воспользовавшись пробелами в праве, нелегально заработали гигантские барыши, а 15 союзных республик на вполне законных конституционных основаниях воспользовались своим правом рецессии Конституции 1977г., и государства СССР не стало.
Дальнейшая (уже российская) история показывает, что на данном этапе развития правопорядок и законность и без того слабые были приведены вовсе в плачевное состояние, а правовой нигилизм вырос до небывалых размеров.
Несовершенные законы. Отсутствие механизмов их реализации, отмывание огромных средств за рубежом, получение гигантских сверхприбылей в обход государства, бурное развитие “черного рынка”, многочисленные пирамиды, простое разворовывание государственных финансов вконец подорвали веру в закон и правопорядок. В самом деле, как может поверить в “равенство всех перед законом и судом” человек, месяцами не получающий свои тяжким трудом заработанные гроши и наблюдающий за 2 новыми русскими”, швыряющие деньги направо и налево (ведь ещё О. Бальзак говорил: ”За каждым большим состоянием кроется преступление”). О какой законности и о каком правопорядке можно вести речь, когда люди в открытую обсуждают, какой из чиновников что приобрёл из недвижимости и транспорта (стоимость которых подчас в несколько тысяч раз превосходит оклады владельцев). Недаром говорят, что рыба гниёт с головы - у людей возникает вопрос: ”Если им можно нарушать закон, то почему нельзя нам?”, и они нарушают, пусть не в таких объёмах и масштабах, но они попирают требования закона, тем самым укрепляясь в своём нигилизме. Но подробнее об этом поговорим позже, а сейчас зададимся вопросом: Почему так происходит? Почему на Западе одно, а у нас диаметрально противоположное? Неужели же мы настолько самобытны, что и здесь нам нужно повторять всё с “точностью до наоборот”? Правильно ли будет говорить, что в этом виновато целиком и полностью наше тёмно-красное коммунистическое прошлое, взрастившее в стране цвет беззакония и нигилизма?
А может быть, коммунисты лишь укрепили уже возникшее явление, может этот самый нигилизм возник уже до них, а потом просто развился, попав на благоприятную почву “революционной законности”? Тогда где же искать начало его возникновения, откуда он взялся на земле русской и где искать корень зла под названием “правовой нигилизм”. Чтобы ответить на этот вопрос, я предлагаю перенестись во вторую половину XIX века и проанализировав некоторые произведения философской и литературной мысли, посмотреть, какое отражение они получили в произведениях века XX.

Исторические и литературные аспекты правового нигилизма.

Американский исследователь общественной мысли в России А.
Валицкий, работавший на территории Российской Империи во второй половине
XIX века говорил, что праву как феномену объективной действительности в нашей стране не повезло. Валицкий говорил, что в России право отвергалось
“по самым разным причина: во имя самодержавия или монархии, во имя Христа или Маркса, во имя высших духовных ценностей или материального равенства
“*.

У большинства людей, прочитавших эту фразу, первая реакция, как правило, однотипна - это категорическое несогласие. Но если

*- “Вопросы философии” 8/1991 г. стр 25
“Нравственность и право в теориях русских либералов” Валицкий А.

вдуматься в слова этого знаменитого исследователя, то нельзя не согласиться. Что они содержат в себе рациональное зерно (как принято говорить, cum grano salis (лат)).

С одной стороны, в конце XIX века был произведён ряд крупных юридических преобразований с использованием довольно развитой и совершенной правовой техники (например, судебная реформа 1864 года), в России того периода постепенно сложилась сильная юридическая наука на уровне самых высоких мировых стандартов, а юридические профессии приобретали всё больший вес в обществе. Но, с другой стороны, ни в одной стране мира не было столько идеологических течений, отмеченных печатью антиюридизма, а в лучшем случае - безразличия к праву. Попытаюсь конкретизировать данное утверждение.

Консерваторы и демократы.

Отмечая принципиальное сходство исторических судеб России и
Запада, представители консервативного крыла общественной мысли (так называемые славянофилы) считали, что России свойственно строить свою жизнь на началах нравственных, религиозных и (говоря современным языком) патерналистических. Запад же, по их мнению, больше тяготел к “механическому юридическому устройству”, предпочитая путь “поклонения государству”. В то время как в Европе активно формировались выдержавшие затем испытания временем публичное и частное право, представители славянофильской ориентации настаивали на том, что русский народ необычайно самобытен, это
“народ негосударственный” (К.С. Аксаков), право и конституция ему не нужны в принципе как таковые. И.С. Аксаков, поддерживая точку зрения своего старшего брата, предрекал скорую гибель так называемых “правовых государств”, говоря: ”Посмотрите на Запад. Его народы увлеклись тщеславными побуждениями, поверили в возможность правительственного совершенства, наделали республик, настроили конституций и обеднели душой, готовы рухнуть каждую минуту”. Известный поэт-сатирик того времени изложил взгляды многих славянофилов в шутливо-стихотворной форме:

“Широки натуры русские.

Нашей правды идеал

Не влезает в формы узкие

Юридических начал”.*

*- “Вехи” М. 1909г. стр 131

Разумеется, несмотря на внешний (с точки зрения современности) абсурд данных высказываний к ним нельзя относиться поверхностно. Было бы большой ошибкой видеть в славянофильстве лишь причуды групп консерваторов, пытавшихся заменять заимствованные в русский лексикон слова с запада на исконно русские аналоги (например, “калоши” на “мокроступы”). Ведь необходимо учитывать, что проблема эта намного глубже на самом деле, чем может показаться неопытному исследователю на первый взгляд. Раздвоенность русской общественной мысли на западников и славянофилов (антизаконников) - её constanta. И в последующем плоть до наших дней на идеологической арене постоянно присутствовали различные варианты, предлагавшие стране особые,
“самобытные” пути развития и при этом (что особенно важно для нынешнего исследования) при “распределении ролей” в общественной и государственной жизни, макеты и планы которых предлагались, право почти всегда оказывалось
“на задворках” (в самых лучших случаях праву отводилась второстепенная роль).
Если же обратиться к левому крылу общественной мысли, представителем которого является, например, такой выдающийся мыслитель прошлого века как
А.И. Герцен, то можно увидеть, что в нашей литературе эти учения характеризовались как демократические и передовые (см., например, “Историю политических и правовых учений”, М.83г., стр.357), но было ли этих взглядах правовое начало? Вообще, понятие “ политико-правовое учение” неточно тем, что возводит в ранг правовых и такие учения, в которых право или отсутствует, или предстаёт в качестве придатка, подчас достаточно жалкого, к взглядам на государство, политику, власть. Рассматривать мысль как придаток политической, как справедливо отмечал в своей работе главный научный сотрудник Института государства и права РАИ, доктор юридических наук, профессор В.А. Туманов, - “примерно то же самое, что видеть в праве лишь инструмент государства и политики”.*

Отдавая должное борьбе А.И. Герцена с самодержавно- крепостническими устоями, его критике российской отсталой государственности, административного произвола и т.п., нельзя же видеть, что осуждение существующего порядка отнюдь не сопровождалось у него должной оценкой созидательной роли и

*- Государство и право № 8/1993г. стр 53 “Правовой нигилизм в историко- идеологическом ракурсе ” Туманов В.А. потенциала права. Ведь именно А.И. Герцену принадлежит высказывание:
”Русский, какого бы звания он ни был, обходит и нарушает закон всюду, где это можно сделать безнаказанно; и совершенно так же поступает правительство”.*

Тем не менее взгляды Герцена отнюдь не отмечены юридико- мировоззренческими установками о роли права и закона. Скорее наоборот.

Само собой, я не собираюсь обвинять революционных демократов в юридическом нигилизме. Вместе с тем развитию правосознания общества в плане повышения престижа и закона их “политико-правовые учения” не очень-то способствовали, особенно с учётом революционных призывов “к топору”.
Напрасно это обстоятельство замалчивается в современной литературе (хотя раньше оно освещалось ещё более скудно).

Хотя в программных документах народнических организацией
(“Земля и Воля”, “Народная воля”), так же как и позднее в программах социал- революционеров и социал-демократов, содержался ряд демократических требований, тем не менее можно утверждать, что в целом идеология и практика народничества (так же как идеология и практика социал-революционеров и социал-демократов) невысоко оценивали право. Всё, что было связано с правом интересовало их в той мере, в какой это способствовало или, наоборот, мешало революционным установкам. С этой точки зрения чрезвычайно любопытен следующий исторический факт - во время дискуссии один из читателей П.Л.
Лаврова обратился к нему с таким поистине провидческим вопросом: « Вы, вероятно, согласитесь, что поднять народ для резки, внушить измученному, умирающему от голода крестьянину и рабочему необходимость правовой расплаты ещё не значит сделать из него гражданина будущего свободного, идеального общества”. В ответ П.Л. Лавров предостерёг вопрошавшего от приверженности к конституционности, призывая его “бороться с конституционалистами, чтобы те, которые только сочувствуют нам, а не прониклись ещё социалистическим сознанием, не могли пристать к фальшивому, ненадёжному знамени конституционализма”.** В своей работе о государстве П.Л. Лавров развивал мысль о том, что “юридическая функция” государства ничего хорошего обществу не принесла. А ещё раньше в “Исторических письмах”, выдвинув странную альтернативу, утверждал, что “замена честности законностью есть явление

*- Собрание сочинений Герцен А.И.; М. 1956г. том 7 стр 231
**- “Ответ русскому конституционалисту” Лавров Л.Л.; М. 1935г. том 4 стр
167,170 антипрогрессивное”.* Это достаточно близко по смыслу к известной формуле:
”Жить надо не по закону, а по совести”.

Несомненно, что антиправовой была позиция экстремистского крыла народничества, а тем более анархистских и близких им течений. Если согласиться с мнением И.А. Бердяева, который характеризовал русское сознание, как сознание крайностей, одной из которых является дух анархизма, то не следует недооценивать влияние этих течений. В отношении права, как государства они бескомпромиссны. В “Программе международного социалистического альянса” М.А. Бакунин требовал немедленной отмены “всего того, что на юридическом языке называлось правом, и применение этого права”. Он же утверждал, что для торжества свободы надо отбросить
“политическое законодательство”. В отрицании конституции теоретик анархизма как бы солидаризировался со славянофилами и их последователями. И уже совсем по-аксаковски звучит бакунинское изречение в его книге
“Государственность и анархия”: “Немцы ищут жизни и свободы своей в государственности и государстве; для славян же государство есть гроб”. Один из исследователей бакунинского наследия посчитал в критике права положительным то, что она “способствовала изживанию в среде рабочих и революционной молодёжи иллюзий, связанных с надеждой достичь социалистического благоденствия исключительно с помощью выборов в парламент и надлежащих законов”** (видимо на его исследование наложило свой отпечаток время - работа была написана в раннеперестроечный период).

“Способствование изживанию” и без того не столь великих правовых и конституционных иллюзий, чем усиленно занимались и правые и левые ничего хорошего в России не принесло.

Толстовство.

В 1910 году в Москве с небольшим интервалом хоронили двух известных всей России людей, и оба раза похороны вылились в массовую политическую демонстрацию. Один из них - лидер кадетской партии, председатель Государственной Думы проф. С.А. Муромцев, другой - великий русский писатель Л.Н. Толстой. Очевидно, эта близость во времени и породило сопоставление, сделанное другим деятелем партии кадетов Н. Гредескулом в статье,

*- “Ответ русскому конституционалисту” Лавров П.Л.; М.1935г. том 4 стр 235
**- “Бакунин” Графский В.Г. ;М. 1985г. ; стр 87 посвящённой памяти Муромцева. Оно звучало так: ”И как общественный деятель, и как учёный Муромцев видел в праве величайшую общественную ценность.... он любил право как священник любит свою службу или как художник любит своё искусство... В этом отношении он был полной противоположностью, например,
Л.Н. Толстому, который ненавидел и презирал право”.*

Как ни резко звучат последние слова - они справедливы. Если прочитать основные произведения писателя именно под углом отношения Л.
Толстого к юриспруденции, систематизировать все высказывания его о праве, правосудии, юридических профессиях и науке, то получиться неплохое обвинительное заключение. Центральным обвинением правосудия стало произведение “Воскресение”, где, во-первых, происходит грубейшая судебная ошибка по вине присяжных заседателей (престиж которых был несомненно также подорван этим романом), а, во-вторых, сами “вершители правосудия” показаны в весьма не приглядном виде - это люди, которых абсолютно не волнует судьба подсудимой и которые даже во время судебного заседания целиком поглощены своими проблемами.

На склоне лет Л.Н. Толстой в “Письме студенту о праве” высказался предельно кратко, назвав право “гадким обманом”.** Закон и совесть для писателя - понятия альтернативные и даже полярные; жить нужно не по закону, а по совести.

Многие последователи справедливо отмечали, что антиюризм Толстого сложился на благородной почве осуждения российских порядков, особенно это касалось беззащитности простого человека перед беспристрастным лицом закона и всемогущей юстиции. Однако не правы те, кто считает, что Толстой нападал только на отечественные законы, - писатель не щадил и более развитые в демократическом плане правовые системы. В1904году, отвечая американской газете, Л.Н. Толстой утверждал, что усилия западных стран, результатом которых стала конституция и декларация прав и свобод. Были напрасными и абсолютно не нужными, это был неправильный и ложный путь. Досталось и юридической науке, которую писатель квалифицировал (всё в том же “Письме к студенту”) как ещё более лживую, чем политическая экономия.

По мнению известного юриста и политического деятеля В.А.
Маклакова, известного своими трудами по истории русской общественной мысли,
“ни на какую другую деятельность, кроме

*- “Сборник статей” Муромцев С.А. ; М. 1911г. ; стр318 –319
**- Полное собрание сочинений Толстой Л.. том 38 стр 281 разве военной, Толстой не нападал так настойчиво и постоянно, как на судебную”.* Впрочем, необходимо отменить, что в этих нападках Толстой не был одинок. В русской литературе подобное отношение к суду (а во многом и к праву и к закону) получили широкое распространение. В самом деле, если взять, например, творчество Ф.М. Достоевского, то мы увидим без труда то же самое неуважительное (если не сказать презрительное) отношение к закону, что и у Толстого, т.е. тот же самый правовой нигилизм. Родион Раскольников
(“Преступление и наказание”) - убийца, но у читателя (вслед за самим
Достоевским) возникает к нему невольное сочувствие, он (читатель) симпатизирует Раскольникову намного больше, чем, скажем, следователю
Порфирию с его казуистикой и “душевыматыванием”, хотя, казалось бы, следователь выполняет нужную функцию, - пытается изловить и изобличить преступника, чтобы подвергнуть его справедливому наказанию.

Во втором наиболее известном произведении Достоевского - о
“братьях Карамазовых” происходит чудовищная ошибка, из-за которой ломаются судьбы и несправедливо обвинённого, и близких ему людей. Известный писатель
М. Алданов. Анализируя подобные взгляды писал: “В русской литературе есть немало симпатичных убийц, но нет ни одного симпатичного адвоката... Она не любит суд вообще и в его изображении шло “по линии наименьшего сопротивления”.

“Вехи”.

Несомненно, что представители русской религиозной философии
Н.Н. Бердяев, С. Н. Булгаков и др., объединившиеся в авторский коллектив получившего широкую известность сборника “вехи”, обладали высокой правовой культурой. И, тем не менее, общая позиция мировоззрения авторов “Вех” отмечена глубокой печатью антиюридизма.

В предисловии к сборнику эта позиция сформулирована так: “
Признание теоретического и практического первенства духовной жизни над внешними формами общежития в том смысле, что внутренняя жизнь личности есть единственная творческая сила человеческого бытия и что она, а не самодовлеющие начало

*- Советское государство и право №9/1978г. ; “Толстой о праве и юридической науке” Смолярчук

политического порядка, является единственным прочным базисом для всякого общественного строительства”*.

Поскольку право есть “внешняя форма общежития”, “начало политического порядка”, то сколько-нибудь существенного интереса для представителей религиозной философии оно не имеет и вольно или невольно изгнано из числа ценностей духовной жизни, призванных обеспечить успех общественного строительства. Оно не удостоено чести быть в одном ряду с христианскими идеалами, православной соборностью, нравственным началом и т.д.

Характерно, что даже Б.А. Кистяковский, единственный защитник права в сборнике, делал существенные уступки своим философским коллегам.
Право, писал он, “ не может быть поставлено рядом с такими духовными ценностями, как научная истина, нравственное совершенство, религиозная святыня”**. Право для Кистяковского - это лишь внешняя свобода, обусловленная общественной средой, а потому относительная. Она на порядок ниже безотносительной внутренней свободы, т.е. свободы духовной. Но
Кистяковский хотя и признаёт, что эта внутренняя свобода зависела и от права, он понимает опасность “кризиса самосознания” и недооценки социальной роли права. Но в сборнике он одинок.

В.С. Соловьёв, яркий мыслитель и если не основатель, то предтеча школы религиозных философов, в своем поиске универсального мировоззрения помнил о праве, но отводил ему не очень значимую роль
“некоторого минимума нравственности”. Этого барьера правопонимания представители школы преодолеть не смогли. По мнению же Бердяева, право имеет значение в человеческом общении лишь как средство помешать проявлению низменных свойств и пороков людей и гарантировать тем самым “минимум человеческой свободы”. “Правовой строй, по его мнению -, это лишь
“узаконенное недоверие человека к человеку”.***

Право не обладает потенциалом для широких преобразований и совершенствования общества. “Можно признавать неизбежность и относительную иногда полезность конституционализмаи парламентаризма, но верить, что этими путями можно создать современное общество, можно излечить от зла и страданий уже невозможно... Вера в конституцию - жалкая вера. Вера должна быть направлена на предметы более достойные, делать же себе кумира из правового государства недостойно”.

*- “Вехи” М. 1991 стр 23
**- “Вехи” “В защиту права” Кистяковский Б.А. стр 109
***- “Философия неравенства ” Бердяев Н. М. 1990г. стр 90

Итак, праву отведено небольшое место в системе социальных ценностей, в ряду средств общественного прогресса. Видный русский юрист
И.А. Покровский писал о позиции авторов “Вех”, что за призывом к нравственному совершенству, в поисках абсолютного добра был оставлен без внимания тот практический путь. По которому следует идти. “По этой же причине мы свысока и с презрением относимся к праву. Мы целиком в высших областях этики, в мире абсолютного и нам нет никакого дела до того в высокой степени относительного и несовершенного порядка человеческого общения, которым является право”*.

На страницах не менее известной книги “Из глубины. Сборник статей о русской революции”, где примерно тот же круг авторов, что и “Вехах” была сделана попытка осмыслить “то ни с чем не сравнимое морально-политическое крушение, которое постигло наш народ и наше государство”. На страницах того же сборника И.А. Бердяев резко обрушился на “толстовский анархизм”. Он писал: “Толстой оказался выразителем антигосударственных, анархических инстинктов русского народа. Он дал этим инстинктам морально-религиозную санкцую”. Однако в том, что касается права, различия между Толстым и
Бердяевым не столь существенно. Ведь и Бердяев ставил нравственные и христианские заповеди куда выше права.
Чтобы у читателя не сложилось слишком мрачное представление напомним ещё раз о том, что в России в конце XIX-XX веков существовало сильное либеральное течение, которое вело активную деятельность в защиту права, конституционализма, правовой государственности. Юридическая наука находилась на уровне высоких мировых стандартов, возросла роль юридических профессий. Но в стране с огромным, исторически образовавшимся дефицитом правосознания, низкой правовой культурой, активным антиюридизмом в духовной этого оказалось мало.

Антиправовой морализм.

После этого “правового урока”, который получила наша страна в ходе социалистического строительства, сегодня мало кто решится поставить под сомнение высокую социальную ценность права и предсказать его отмирание.
Юридического нигилизма немало, но он осуждается. Идея правового государства достаточно прочно вошла в сознание и определяет многие ориентации. Это не

*- “Из глубины. Сборник статей о русской революции” М. 1991г. стр223-22470 означает, что на идеологическом уровне (не говоря уже об обыденном сознании) преодолены все те убеждения и стереотипы, которые мешают достаточно полному пониманию права, его социального потенциала. В числе таких предубеждений – одномерное представление о праве лишь как о средстве наказания и разрешения конфликтов, отождествление права и закона и т.д.
Сюда же может быть отнесён и подход к праву, названный “антиюридическим морализмом”. При этом подходе право предстаёт как второстепенное, нижестоящее по отношению к “нравственным началам”. В сущности речь идёт о продолжении и развитии “веховской” линии.

В известной брошюре А.И. Солженицына “Как нам обустроить
Россию?” имеется такой категорически сформулированный вывод: “Нравственное начало должно стать выше, чем юридическое”*. Прийти к такому заключению можно лишь отталкиваясь от, мягко говоря, не очень высоких представлений о праве. Так оно и есть: “Право – это минимум нравственных требований к человеку, ниже которых он уже опасен для общества”. Нетрудно заметить, что это определение построено преимущественно на модели уголовного права.
Применимо ли оно, например, к институту основных прав и свобод человека, конституционным нормам? Не ошибка ли видеть в праве XXI века лишь преграду отклоняющемуся поведению? А.И. Солженицын не раз подчёркивал значение честности, совестливости, добропорядочности в торговом обороте “по устному слову, а не по письменному договору”. И, тем не менее, можно ли утверждать, что в рыночной экономике нравственные начала выше юридических.

Один из критиков просвещённого консерватизма (так он именует взгляды Солженицына) пишет: “Не это ли пренебрежение правом в пользу высших нравственных соображений – типичная черта тоталитарных режимов”**. Не хочется, конечно, тот пьедестал, на у Солженицына вознесена нравственность, нельзя недооценивать огромную роль морального и духовного начала в жизни общества и спорить с Александром Исаевичем, который требует жить не по лжи.
Ведь внутренняя моральность права – одно из важнейших условий его эффективности. Право не претендует на то, чтобы в системе социальных ценностей стоять выше нравственности, но социальные схемы, делающие право второстепенным неприменимы.

*- “Как нам обустроить Россию” Солженицын А.И. ; М.1991г. стр 59
**- “НГ”, “Самоограничение против самоосуществления” Энштейн М. 5.01.93г.

Итак, вот отражение правового нигилизма в научной и художественной литературе ХIX –XX веков. Таким вот образом лучшие умы отечества относились к закону, праву и правопорядку. Но необходимо заметить, что эти писатели и поэты не были одиночными “рупорами в ноги” – своим отношением к праву они выражали мнение большинства населения России, которое уже в те времена предвзято относилось к закону. Однажды мне на глаза попался томик пословиц и поговорок русского народа; там все было распределено по разделам, обнаружив раздел “Суд” я начала его читать и была поражена, сколько язвительных и колких пословиц было посвящено этому органу правосудия (который в общем-то и ассоциировался у народа с правом и законом), пролистав весь раздел, я не обнаружила ни одной положительной пословицы на тему судов и судей, зато прямо противоположных – массу. Вот только некоторые из них:

> То-то и закон, коли судья знаком

> Комком да в кучку, да под леву ручку

> Законы святы, да судьи супостаты

> Мелкий вор бежит, большой тихо лежит

> С богатым не судись, с сильным не рядись

> До бога высоко, до царя далеко

> Закон что дышло, куда повернешь, туда и вышло и т.д. и т.п.
“Вот оно!” – воскликнула я, - “Вот он правовой нигилизм

> собственной персоной ”. В самом деле, что же это еще, как не нигилизм?

Народ прямо насмехается над законом и сомневается в торжестве правопорядка. Но потом, повнимательнее приглядевшись и вдумавшись в глубокий смысл этих плодов народного творчества, я поняла, что ошиблась. На самом-то деле нигилизм тут если и есть, то совсем немного

– в справедливости правовых норм люди и не сомневаются – законы для них

“святы”, народ скептически относится к так называем правоприменителям, то бишь к тем, кто обладает реальной властью толковать правовые нормы и применять их в жизнь. Это те самые судьи - “супостаты” по мнению народа, повинны в том, что законы работают не так, как надо. Это именно они своим взяточничеством и казнокрадством повинны в том, что у простого люда возникают сомнения в действенности права и его верховенстве во всех сферах общественной жизни. Люди уверены, что с помощью денег возможно заставить суд решить в свою пользу даже самое казалось бы безнадежное дело. Во многих произведениях народного творчества суды являются предметом постоянных насмешек и издевательств, достается при этом и остальным “судейским” (например, стряпчим или подъячим), которые опять же с целью наживы часто, по мнению населения, запутывают дело и оттягивают решение. Само слово “судебная тяжба” прежде всего ассоциируется с чем-то текущимся, долгим и бесконечным.

Таким образом, получается, что суд, который как раз-таки и должен помогать людям отстаивать свои права, основной задачей которого является разъяснения темному русскому крестьянину, часто неграмотному, возможности защиты его законных интересов, этот самый суд наоборот внушает людям отвращение и ужас – они предпочитают договориться

“полюбовно” (тут, кстати, “лучом света” является институт мировых судей, который сейчас пытаются возродить в современной России), чем

“окунуться с головой в пучину судебной тяжбы”, конец которой неизвестен

(вспомним хотя бы тяжбу Ивана Ивановича и Ивана Никифировича из

Миргорода (Н.В. Гоголь) или Марью Алексеевну, которая говорила что

“судебные дела делаются деньгами и деньгами, а серьезные дела большими и очень большими деньгами и, как правило, вытянув огромное количество денег, заканчиваются ничем…” ( Н.Г. Чернышевский “Что делать?”)). Как видно из сказанного, судья является отрицательным героем и народного фольклора и произведений классиков. Но справедливо ли будет обвинять в правовом нигилизме народа русского только лишь нерадивых судей? Может быть, дело не только в них… Мне кажется вина в том, что у народв постепенно возникало негативное отношение к праву еще и в самих юристах, которые различными ухищрениями пытаются склонить суд на свою сторону, в том числе путем толкования норм права, так сказать,

“наизнанку” (вспомним опять же Л.Н. Толстого, который в своем романе

“Воскресение” описывает счастливого знаменитого адвоката, который только что “отсудил для своего клиента целое состояние, отобрав его у одной старушки…хотя абсолютно не имел на это никакого права…старушка же вышла из зала суда под недоуменный ропот изумленных зрителей…она удивленно хлопала глазами и, кажется, до сих пор не могла понять, как такое могло случиться…”) – разве после этого у зрителей и у самой ответчицы будет хоть капля веры в справедливость закона? Никогда.

Недаром же в народе адвокатов называли “крючкотворцы”; поэтому и появилось пословица: “Закон что дышло, куда повернешь, туда и вышло”. А вероятно сами юристы придумали следующую поговорку, перефразировав известное высказывание “Незнание законов не избавляет от ответственности”, они прибавили к нему оригинальную концовку и получилось следующее выражение: “ Незнание законов не избавляет от ответственности, зато знание – запросто!”. Однако мне могут вполне возразить, что толкование законов в свою пользу и в пользу своего клиента и есть одна из основных целей адвокатской деятельности и чем адвокат лучше может повернуть закон в свою сторону, тем большей известностью он пользуется. Все это, конечно так, но ведь нельзя же согласиться, что подобное “священнодейство” с законом оказывает на окружающих (прежде всего, конечно, на юристов) весьма тягостное впечатление и весьма негативно сказывается на формировании правосознания общества, способствуя тем самым развитию правового нигилизма. Получается своего рода замкнутый круг. Глядя на это люди постепенно разочаровывались в торжестве справедливости и верховенстве закона и тоже становились на скользкий путь нарушения законности, что с годами приобретало все более массовый характер. Недаром ещё знаменитый русский историк XIX века Н.М. Карамзин, характеризуя с помощью одного лишь слова положение дел в современной ему России, говорил: “Воруют!” и утверждал, основывались на огромном личном опыте и историческом знании, что единственная Конституция в России – это взятка. Вот своеобразные плоды правового нигилизма перешедшие к нам еще из прошлого столетия.

К сожалению, на современном этапе развития нашего государства и нашей правовой системы ситуация почти ни в чем не улучшилась, а во многом даже усугубилась. По мнению известных российских правоведов, сегодня правовой нигилизм силен, как никогда. Как утверждает известный юрист Н. Матузов, “Сегодняшняя система российского права просто опутана паутиной нигилизма”*. С ним абсолютно согласен такой известный и авторитетный теоретик права, как И. Нерсесянц, который говорит о том, что из-за сегодняшнего правового нигилизма даже самые совершенные законы с безукоризненной юридической техникой обречены на гибель, т.к. неминуемо разобьются о стену народного недоверия и недопонимания.

*- “Курс лекций” Матузов Н. ; Саратов 1997г. стр 24

Источники правового нигилизма.

Где же источники этой бациллы в сегодняйшней России? К несчастью их немало: это и несовершенство самих законов, и “околоправовая” деятельность правоохранительных органов, и собственно противоправные установки поведения самих граждан – обывателей. Именно эти негативные проявления современной деятельности в немалой степени способствуют тому, что правовой нигилизм в современной России является весьма серьезной проблемой – несмотря на все попытки борьбы с ним, он не только не уходит с
“правовой арены”, а напротив, - все более и более укрепляет свои позиции на ней. Но рассмотрим все по порядку.

Одна из главных причин правового нигилизма кроется собственно в самих законах – в их несовершенстве и противоречивости. В самом деле, состояние нынешнего законодательства во многом оставляет желать лучшего – законы переполнены, так называемыми, “мертвыми нормами” – то есть положениями, которые не действуют в реальной действительности из-за слаборазвитых механизмов их реализации. Несовершенство законодательства наиболее ярко проявляется в сфере гражданского и арбитражного процесса. Казалось бы, что с учетом того факта, что именно в данной области происходит защита прав и законных интересов граждан, именно в суды обращаются люди с просьбой о защите от незаконных посягательств, законы, регулирующие сферу гражданского и арбитражного судопроизводства, должны быть четкими, грамотно составленными и максимально лаконичными, то есть должно быть сделано все, чтобы обеспечить гражданам быструю и полную защиту их прав и законных интересов и пресечь незаконные действия иных лиц. На самом деле все обстоит несколько иным образом. Во-первых, действующий Гражданский процессуальный кодекс (ГПК) был принят еще в 1964 году и, разумеется, был непригоден для качественно новой российской экономической и правовой действительности.
Положение пытались спасти путем простого “латания дыр”, то есть с помощью внесения в ГПК неимоверного количества изменений и дополнений. Но все равно ситуация была крайне напряженной, а судопроизводство неимоверно запутанным вплоть до 27 октября 1995 года, когда были внесены наиболее существенные дополнения и изменения, приблизившие ГПК к потребностям общества.
Впоследствии в названный модифицированный нормативно-правовой акт было внесено немало поправок, придавших ГПК хоть сколько-нибудь цивилизованный вид. Но все же необходимо признать, что современное состояние ГПК оставляет желать лучшего, этот кодекс весьма в плачевном состоянии и напоминает ржавый, рассыпающийся корабль, который пытаются залатать и отремонтировать.
В это дело разрушения гражданского судопроизводства активно вмешивается
Конституционный суд РФ, который по запросам наиболее инициативных граждан признает все большее количество правовых норм не соответствующих
Конституции РФ, еще более запутывая тем самым гражданский процесс. Кроме того, ГПК наводнен “мертвыми нормами”, которые тянут за собой остальные
(например, нормы от о товарищеских судах). Необходимо избавить ГПК от этого балласта, а это значит – новые изменения и дополнения в многократно измененный и дополненный кодекс, значит новая путаница в праве (зачастую разобраться в ней непросто и юристам, не говоря уже о рядовых гражданах) – новый виток роста недоверия населения к закону, новое усиление правового нигилизма. Короче говоря, необходимость принятия нового кодекса назрела давно, но, к сожалению, отечественный законодатель не торопится облегчить участь гражданского судопроизводства – в настоящее время существует лишь проект ГПК РФ, который выставлен на всенародное обсуждение и уже получил множество нареканий. Принятие же Федерального закона об утверждении
Гражданского процессуального закона в ближайшее время не ожидается.
Противники принятия нового ГПК говорят, что еще не время, что в сегодняшней нестабильной ситуации принятие нового порядка судопроизводства крайне негативно скажется на гражданском процессе, как таковом. В подтверждение своих слов они приводят известную поговорку, говорящую о том, что в период перемен нет ничего худшего стабильности. Мне представляется, что их доводы не совсем убедительны – новая судебная система, построенная на основе старой системы зависимых судов, уже является вполне стабильной и нуждается в новом, свежем Гражданском процессуальном кодексе, а не в старом
ГПК РСФСР 1964 года. Тем более непонятным на фоне подобных высказываний о запрете всего стабильного представляет принятие Налогового кодекса 31 июля
1998 года. Мало того, что этот кодекс запретил исчерпывающий перечень налогов, образующих налоговую систему России, он еще установил за налоговые правонарушения штрафы не в минимальных оплатах труда, как это сделано, например, в УК РФ и в КоАП РФ, а в твердых суммах (например, 5 тысяч рублей) – непонятно, для чего это сделано хочется верить, что это упущение является случайным, а не злонамеренным, ведь если у нас что и является нестабильным, так это налоговая система. И в подтверждение сказанного можно сказать, что буквально через несколько месяцев в налоговый кодекс было внесено такое количество дополнений и изменений, что
Государственная Дума обязала Правительство к первому января 2000 года выпустить пятый, дополненный вариант НК РФ, думается, что эти изменения не последние. Касаясь Арбитражного процессуального кодекса необходимо отметить, что сейчас здесь дела обстоят несколько лучше. Раньше действовал
АПК 1992 года, который был крайне несовершенен. Прописанные в нем процедуры арбитражного судопроизводства были неимоверно длинны, и поэтому процесс безумно растягивался во времени, а с учетом бушевавшей тогда гиперинфляции истцы, рассчитывавшие на получение своих денежных средств, разорялись, так как их денежные средства “съедались” инфляцией. Этот несовершенный кодекс имел весьма пагубные последствия для законности и правопорядка, и лишний раз укрепил правовой нигилизм. Большое количество кредиторов при ненадлежащем исполнении обязательств соответствующими должниками переставали надеяться на арбитражные суды, заваленные исками о взыскании долгов (надо еще заметить, что кроме процесса крайне несовершенно было исполнительное производство и истцы, преодолев один этап в виде долгой тяжбы тщетно взывали к помощи судебных исполнителей – взыскать долги было еще труднее) и стали обращаться за помощью к нелегальным группировкам – попросту говоря, в банды. Естественно, что преступные группировки, будучи не связанные нормами несовершенного процесса, обеспечивали куда более быстрое возвращение денег, часто просто “выбивая” их из должников и взимая за это определенные проценты с суммы (обычно 50%) и, надо признать, что немалое количество фирм и бизнесменов обращались за подобного рода услугами
– таким образом, наряду с официальной системой арбитражных судов вырастала система “преступных судов”, которые при своих разборках руководствовались отнюдь не правовыми нормами. Это без сомнения, нанесло непоправимый урон законности и правопорядку, как таковым. О влиянии этих явлений на правовой нигилизм и говорить нечего – у людей возникало в этих случаях недоверие и к закону и к судам, они предпочитали криминал законности. Сейчас у нас действует Арбитражный процессуальный кодекс 1997 года, который по сравнению со старым АПК является более совершенным, процесс проходит в более сжатые сроки, а с учетом Федерального закона о “Об исполнительном производстве”
1998 года и принудительное исполнение решений суда стало более эффективным.
Поэтому возврат долгов и иные споры стали возвращаться в правовое поле, что, конечно же, отрадно, так как наносит мощный удар по одному из проявлений правового нигилизма. Но теперь арбитражному процессу где-то мешает процесс гражданский, который все еще основывается на старом ГПК и во многом оставляет желать лучшего. В научной литературе все чаше высказывается мнение о том, что хорошо было бы привести важнейшие процессуальные нормы ГПК в соответствие с более совершенными положениями
АПК, аргументируя это тем, что в принципе арбитражный процесс когда-то вышел из гражданского.

Говоря о несовершенстве современного законодательства как одном из источников правового нигилизма, необходимо также отметить противоречивость современных законов (которая зачастую бывает отнюдь не случайной). В самом деле, источников правовых норм в современной Росси просто неимоверное количество – это и Федеральные законы и указы Президента и Постановления
Правительства и различного рода ведомственные Инструкции и Информационные письма, и это только то, что касается федерального уровня, а ведь в Росси есть еще 89 субъектов, государственные органы каждого из которых вправе в пределах своих полномочий осуществлять нормотворчество (плюс огромное количество актов органов местного самоуправления). Разумеется, редкому счастливчику удается “не утонуть” в таком океане права – в нем необычайно сложно ориентироваться даже при условии полного соответствия этих актов друг другу – то есть при строгом соблюдении иерархии, согласованности принятых в них норм, что же тогда говорить о возможности правомерного поведения и уважения к закону, если в таком громадном количестве норм находится немало таких, которые противоречат друг другу или вообще нарушают сами устои нормотворчества. За примерами далеко ходить не надо – возьмем в начале противоречие в законах на уровне федерации. Федеральные конституционные и просто федеральные законы обладают, как известно, высшей юридической силой (после международных договоров и Конституции) и остальные нормативные акты должны им соответствовать. Но что делать, если
Федеральному закону противоречит Федеральный закон? Таких случаев, увы, немало. Приведу лишь несколько примеров: в Гражданском кодексе РФ 1995 года в главе о договоре банковского вклада и банковского счета установлены одни правила совершения подобного рода банковских операций, а в ФЗ “О банках и банковской деятельности” эти правила по абсолютно непонятным причинам изменены. Перед судами встает вопрос, норму какого закона выполнять? Практика выработало правило, по которому применению подлежит закон, принятый позднее. В моем примере это будет ФЗ “О банках и банковской деятельности”, - хотя надо признать, что гражданский кодекс, как унифицированный источник права все же авторитетнее. И как будет верить в святость закона человек, который ссылается в суде на норму Гражданского кодекса и с изумлением узнает, что вместо этой нормы действует другая – из абсолютно ему неизвестного ФЗ “О банках и банковской деятельности”. После такого заседания из зала суда выйдет убежденный правовой нигилист. Другой пример еще серьезнее – Уголовный кодекс РФ 1996 года. В общей части говорится о признаках добровольного отказа от совершения преступления и деятельного раскаяния, а в статьях Особенной части (например, статьи 205-
Терроризм и 206-Захват заложника) эти признаки толкуются уже несколько по- другому. Но не нужно забывать, что в отличие от примера с ГК, где затрагиваются имущественные интересы граждан, в уголовном праве на карту поставлена человеческая судьба и противоречие (тем более в рамках одного закона) тут просто недопустимы. Это то, что касается законов, а ведь есть еще и огромное количество подзаконных нормативных актов, создатели которых стремились поставить их “во главу угла”, возвысить над остальными источниками права. Поэтому, как справедливо отмечает Н.И. Матузов: “не приходится удивляться тому обстоятельству, что многие подзаконные нормативно-правовые акты часто становятся надзаконными” * , иными словами в данные акты вносятся заведомо противоречащие федеральному закону нормы.
Даже суды, которые по сути дела должны осуществлять защиту прав и интересов граждан зачастую усугубляют и без того серьезную путаницу в праве. Как известно, в качестве одного из источников права судебный прецедент у нас не признается. Тем не менее, наши суды это нисколько не смущает. То есть руководящие разъяснения, Постановления Пленума Верховного Суда и
Информационные письма Высшего Арбитражного Суда РФ являются не разъяснением и толкованием уже существующих норм, а по сути дела созданием новых.
Зачастую судам предписывается поступать вразрез с нормами действующего права – например, при рассмотрении практики по делам о взыскании задолженности арбитражным судам дано было право понижать проценты, подлежащие выплате, хотя в ГК такого варианта не предусмотрено.

*- “Теория государства и права” Матузов Н.И. , Малько А.В. ; М. 1997г. стр
592

То есть по сути дела судебный прецедент у нас существует, так как если нижестоящие суды осмелятся не выполнить указания вышестоящего, то их решение будет все равно отменено в порядке надзора. Теперь коснемся
Основного закона нашей страны – Конституции 1993 года. Как известно, она обладает высшей юридической силой и все остальные нормативные акты должны ей соответствовать. Однако, как справедливо отмечает А.В. Малько, наша
Конституция вроде бы принятая путем всенародного голосования, на самом деле обладает минимальной легитимностью – ведь на референдуме 12 декабря 1993 года за проект Основного Закона проголосовало около 54% принявших участие в голосовании, поэтому можно сказать, что Конституция является главным документом меньше, чем для половины граждан России. Поэтому и отношении к ней у многих соответственное – Конституцию попросту нарушают, или в лучшем случае игнорируют. На этом фоне всеобщих нарушений часто кажутся просто смешными усилия Конституционного Суда, который после многочасовых заседаний путем неимоверно сложных системных толкований законов признает
“неконституционной” ту или иную статью какого-либо нормативного акта.
Кстати, подобная практика принятия законов “незаконными” довольно негативно сказывается на общественном правосознании. Несмотря на все усилия
Конституционного Суда, немалое количество законов еще до сих пор вопиющим образом нарушает Основной закон страны (например, в УПК срок задержания до предъявления обвинения 72 часа, а по Конституции 48 часов, и пока действует норма УПК), а если взять недавний указ и.о. президента РФ Путина В.В. “О гарантиях Первому Президенту РФ”, то необходимо признать, что сей подзаконный акт самым бессовестным образом нарушил и конституционный принцип всеобщего равенства перед законом и судом, и основы уголовного процесса, предоставив Ельцину Б.Н. полнейшую неприкосновенность (в том числе и уголовную) – чего не найдешь ни в одном государстве мира (разве что в абсолютных монархиях Аравийского полуострова). В общем, получается довольно странная вещь: с одной стороны – Конституция является высшим законом в стране, а с другой стороны в некоторых вопросах её главенство основательно приниженно. Простому непрофессионалу трудно разобраться в сложных хитросплетениях и коллизиях современной правовой системы – ему в глаза бросается одно: Конституция не действует по целому ряду важнейших вопросов, значит законодательство есть фикция – и опять растет правовой нигилизм. Но если такая непростая ситуация сложилась на федеральном уровне, то нечего удивляться тому, что в законодательстве субъектов РФ творится вообще полный беспредел. В соответствии с Конституцией все субъекты РФ равны, на деле же получается совсем другое – наиболее агрессивно относятся к федеральному центру национальные образования – республики, которых в нашем государстве 21. Руководство этих субъектов все время пытается получить как можно больше властных полномочий, сделав тем самым еще один шаг на пути к суверенитету. Разумеется, что в такой ситуации так называемая
“война законов” – федеральных и региональных просто неизбежна. Во всех данных республиках действуют свои конституции, что, в общем-то, вполне законно, но большинство положений данных Конституций существенно противоречит статьям Конституции РФ. Так, в Конституции республики Тыва закреплено право выхода из состава России, Татарстан же вообще провозгласил в своем основном законе ассоциированное членство в РФ (это что-то наподобие союза России и Беларуси). Президент Калмыкии Илюмжинов, грубо нарушив нормы федерального законодательства, самовольно осуществив эмиссию, чем нанес крупный ущерб финансовый системе государства. Госсовет Татарстана своим решением приостановил призыв своих юношей в ряды Вооруженных Сил РФ, мотивируя это ситуацией на Северном Кавказе. Почти ежедневно из радиприемников и с экранов телевизоров на население обрушиваются потоки информации об очередных “правовых демаршах” национальных окраин России.
Все это объясняется довольно просто – территория России примерно равна 17 млн. км2, на которых расположились 89 субъектов Федерации, неудивительно, что Кремль не может уследить за всем, вот и получается подобная неразбериха. О каком же верховенстве права можно вести речь, если большинство субъектов плюют на законы России (например в Ингушетии Р. аушев подписал указ о разрешении многоженства).

Таким образом, законы во многом несовершенны. Но дело не только в этом ведь даже идеальный с точки зрения юридической техники закон не будет работать без действенного, отлаженного механизма его реализации.
Ведь еще Ш. Монтескье сказал: “когда я поеду в правовое государство, я спрошу не про то , какие там есть законы, а про тоб как эти законы работают и воплощаются в жизнь”. Отсутствие вот таких механизмов реализации правовых предписаний, причем механизмов действенных – едва ли не большая проблема, чем несовершенные законы. Ведь написать идеалдьную правовую норму намного легче, чем воплотить её в жизнь: моментально на пути её реализации возникнут сотни препятствий (в том числе и пресловутый правовой нигилизм). Еще во времена римского права было замечено, что игнорирование законов есть страшное зло, в корне подрывающее всю правовую систему государства. Не случайно Международная комиссия по законодательству оценила качество наших законов на “4” (достаточно высокая оценка), а вот уровень их исполнения на “1” (ниже был только “0”) – как говорится, выводы напрашиваются сами собой.

Другой крупной проблемой, вызывающей недоверие людей к законам, является борьба внутри самой власти, точнее борьбы между её ветвями. Когда две ветви единой государственной власти вместо того, чобы заниматься нормотворчеством в пределах своей компетенцииб повышать уровень законности и правопорядка в стране, никак не могут поделить свои полномочия, издают нормативные акты в пику друг друга, всячески блокируют исполнение решений
“конкурентов”, обвиняют перед согражданами друг друга в предательстве государственных интересов, а затем перед всей страной и перед мировым сообществом одна ветвь власти расстреливает другую из танковых орудий, а затем диктует свою волю (как это было в октябре 1993 года), люди перестают верить в действие, каких бы то ни было, законов, наблюдая, как на высшем государственном уровне все проблемы и противоречия с успехом разрешаются с помощью самого убедительного действенного права - “права силы”.

Следующим по важности источником и причиной правового нигилизма я считаюявные нарушения закона, того нресовершенного и противоречивого закона, о котором уже говорилось выше. Я не буду говорить о тех нарушениях, которые как бы и не нарушения – это просто “лазейки”, которые вызваны пробелами в праве и активно используются некоторыми юристами (недаром же известна фраза: “Закон, как столб, – влезть трудно, а обойти – запросто!”), я хочу сказать именно о циничных, непритых нарушениях, попраниях права, то есть о преступлениях. Их совершение лежит на совести сформировавщегося за последние годы особо злостного криминала – это и одиночки и организованная преступность. По данным Генеральной прокуратуры в 1996 году в России было совершенно более 2 млн. 625 тыс. преступлений – 60% относятся к разряду особо тяжких, из них было совершено более 30 тыс. – умышленные убийства (то есть в день от рук преступников погибало более 80 человек). И эти страшные данные – лишь верхушка айсберга
– по признанию Генерального прокарора на каждое зарегестрированное преступление (на основе которых и делается статистика) приходится несколько незарегистрированных. За последние годы произошел невиданный всплеск организованной преступности. Поделив сферы влияния, преступный мир стал рваться во власть, используя при этом коррумпированных чиновников (кстати, коррупция тоже возросла, став практически повсеместной проблемой).
Происходит постепенное сращивание верхушки преступного мира и наиболее коррумпированной части государственного аппарата, что является явным признаком того, что за границей называют “мафией”.организованная преступность приобрела масштаба национального бедствия. Как объявил
Президент РФ в своем третьем ежегодном послании Федеральному Собранию:
“Преступный мир бросает вызов государству. Он пытается навязать нам свою волю и заставить нас жить по своим законам. Наша задача в этой ситуации – найти эффективные формы противодействия и борьбы, которые позволят нам постепенно уничтожить преступность.”*. но пока это остается лишь словами, хотя несомненно шаги в нужном направлении были сделаны – был принят ряд нормативных актов об усилении борьбы с организованной преступностью, но их действие и введение в жизнь наталкиваются на множество различных препятствий. А между тем чуть ли не ежедневно из новостей страна узнает о новых криминальных разборках, причем погибают не только бизнессмены, как это было раньше, все чаще под пули киллеров попадают государственные чиновники, что может означать только одно – криминал уже проник во власть и теперь, видимо, закрепляет там свои позиции (здесь будут уместны такие данные, что в федеральном списке , в одной из партий на декабрьских выборах в ГосДуму почти 15 человек подозревались в совершении преступлений, а трое человек вообще находились в федеральном розыске). Все эти факты, а также прошедший период первоначального накопления капитала и то огромное количество правонарушений и преступлений, которые его сопровождали, нанесли также несомненно серьезный удар по вере людей в правовой порядок.

Теперь я предлагаю перейти по цепочке причинно-следственных связей к деятельности правоохранительных органов, вернее к той деформации, которая в этих действиях присутсвует. Эта деформация, по всей видимости, довольно серьезна – иначе как можно объяснить все ухудшающююся криминогенную обстановку,

*- Ежегодное послание Федеративному Собранию. “Российская газета” от
18.02.1997г. хотя число сотрудников внутренних дел растет, “не по дням, а по часам
”.начать нужнол с признания того факта, что большинство ресурсов органов направлено на поимку мелких преступников, тогда как организованную преступность, которая без сомнения является куда более опасной, беспокоят не часто. Это объясняется, по моему мнению несколькими причинами:
> Мелкие уголовные дела более выгодны с точки зрения отчетности (дела крупных банд могут вестись не один год)
> Они являются менее опасными (на правоохранительные органы – в том числе на следователей органов прокуратуры, расследующих уголовные дела по организованной преступности, часто оказывается различное давление, в том числе и силовое)
> Расследование уже возбужденных уголовных дел всячески тормозится “сверху”

– его затягивают те самые “коррупционеры”, которых к несчастью, немало и в правоохранительных органах
Говоря же об обвинениях рядовых граждан необходимо признать, что органы дознания и предварительного следствия часто отходят от требований закона и пользуются недозволенными приемами и средствами для получения нужных показаний подозреваемого обвиняемого им свидетеля. Часто дознаватели просто- напросто “выбивают” признание из человека путем психического или физического насилия. К сожалению реальных механизмов и способов по выявлению и наказанию подобных деятелей пока нет,- если заявление человека о том, что его избивали при допросах поступает в прокуратуру, то она запрашивает тот самый райотдел милиции, на который поступила жалоба, имели ли эти факты место быть. Разумеется, что милиция отрицает вину своих сотрудников. Да и наивно было бы ожидать иного. Поэтому у граждан, подвергшихся такому “воздействию” возникает чувство недоверия к работникам правоохранительных органов. Главной же остается борьба с организованной преступностью, которая находится на весьма и весьма низком уровне. И дело тут совсем не в “плохом качестве” норм уголовного закона которые вроде бы не позволяют квалифицировать многие преступления. Как показывают внутриведомственные опросы, проведеденные среди сотрудников правоохранительных органов (в том числе работников РУБОП'ов) на первом месте названных ими трудностей стоит другая причина – около 67% опрошенных пожаловались на безжалостное давление “сверху”, которое очень сильно мешает им при расследовании соответсвующих деяний оргпреступности (около 20% опрошенных сетовали на отсутствие доказательств по делу и лишь 8% респондентов испытывали трудности при квалификации преступлений). Это, так сказать, ведомственные , “внутренне-подковерные” причины, но есть и чисто внешние факторы, которые напрямую связаны с материальным обеспечением всей правоохранительной системы цликом и каждого сотрудника в частности. В самом деле, поимка одной банды требует подчас немалых материальных и финансовых затрат, а у правоохранительных органов таких средств зачастую нет (я уже не говорю о слабой технической и информационной их обеспеченности). Кроме того, зарплата сотрудников желать лучшего, - будь она на соответствующем уровне, и я уверена что большая часть сотрудников правоохранительных органов, которые на сегодняшний день являются информаторами оргпреступности или напрямую сотрудничают с ней, не стали бы марать честь своего мундира.
Все эти факторы и приводят к тому, что правоохранительные органы все больше удаляются в своей деятельности от преступности организованной в сторону более мелкой (воистину верна народная мудрость, гласящая: “Мелкий вор бежит, а большой тихо лежит”). Но так или иначе сегодняшняя катастрофическая ситуация в криминогенной обстановке, когда наряду с обычной Россией существует Россия криминальная, вернее вина за нее лежит именно на правоохранительных органах и на тех перекосах и деформациях, что все чаще можно наблюдать в их деятельности. И все это, как нетрудно догадаться, лишний раз правовой нигилизм и самих сотрудников (когда тем не дают довести расследование до конца, буквально заставляя “прикрыть” уголовное дело) и окружающих, которые видят всю беспомощность правоохранительных органов и коррупцию в них (о ней кричат все газеты и ведущие новостей) и все больше разочаровываются в возможности установления в нашей стране правового порядка.

Очень близко к этим двум причинам правового нигилизма стоит и такой его источник, как нарушение основных конституционных прав и свобод человека и гражданина. Это и право на жизнь, и право на собственность, это личная и половая неприкосновенность и т.д. и т.п.

При нарушении этих основополагающих прав и свобод, тем более
(как это часто бывает) если преступники не будут пойманы и справедливо наказаны, у потерпевшего возникает вполне естественное чувство недлверия к закону и государству, которые не смогли его защитить. И может возникнуть также и чувство вседозволенности (мол, все равно эти законы никто не исполняет,а раз все нарушают, то почему нельзя и мне?) и отсюда всего один шаг до преступления.

В качестве следующего источника правового нигилизма предлагаю рассмотреть несовершенство нашего государственного аппарата и всей системы управления. Ни для кого не секрет, что наше государство целиком погрязло в таком явлении, как бюрократизм (бюрократия в переводе с латинского – власть канцелярий). Доля справки, после распада СССР Россия потеряла около 5 млн. км2 территории и более 130 млн. населения, однако по данным различных международных организаций бюрократический аппарат современной России превышает советский почти в 2 раза. Странно, не правда ли? Страна обнищала, уровень жизни упал, ВВП снизился, а чиновничьий аппарат вырос. В чем же причина подобного явления? Основная причина тут кроется в неимоверном
“раздутии” штатов – там где справился бы 1 человек сажают трех; это обстоятельство влечет за собой не только лишние государственные средства, все гораздо серьезнее и глубже. Такая армада чиновников создает большое количество препятствий, часто трудно преодолимых, для реализации гражданами своих прав и законных интересов. Подсчитано, например, что для того, чтобы открыть новое СМИ, в Москве нужно получить “добро” в более чем
40 различных инстанциях, каждое из которых по своему усмотрениию может дать
“от ворот поворот”. Часто чиновники весьма и весьма вольно трактуют закон, иногда попросту нарушают его, и поступают по собственному усмотрению. За примером далеко ходить не нужно. При образовании коммерческой организации или предпринимателя без образования юридического лица местные чиновники в
Регистрационной палате настойчиво требуют указать, какими видами деятельности регистрируемый будет заниматься, нарушая тем самым Гражданский кодекс РФ, где четко прописано, что большинство коммерческих организаций при создании обладают специальной правоспособностью, т.е. могут заниматься любым видом деятельности, не запрещенным законом. Но в законе одно, а чиновники требуют другого – и попробуй ослушаться (хотя и здесь была найдена хорошая лазейка и изобретена формула, охватывающая прктически все виды возможной законной деятельности). Т.о., бюрократический аппарат подминает постепенно под себя не только законность, но и подчиняет себе постепенно само государство. Как справедливо отмечал Президент РФ во Втором послании к Федеральному Собранию РФ - “наше государство испытывает коллосальный гнет бюрократической машины, которая частью досталась нам в наследие от СССР,

частично было рождена в новейшую историю РФ”*. Среди чиновников процветает взяточничество и коррупция – именно в этой среде оргпреступность находит благодатную почву для внедрения во власть.

Но не меньшей бедой бюрократического аппарата чем взятки и коррупция, не меньшей опасностью для законности и правопорядка и развития правового нигилизма является пренебрежение правовыми процедурами прав и обязанностей, которое особенно развито именно в бюрократической среде с её бумажной волокитой. В наследие от прошлого нам досталось пренебрежительное отношение к правовым процедурам, особенно развитое в высших эшелонах власти. Ведь если мы вспомним недавнее коммунистическое прошлое, то увидим, что очень часто требования права, предписания закона безжалостно попирались во имя какой-то другой, насущной цели – это и “революционная целесообразность”, и “пролетарское правосознание” или просто “указания сверху”. По сути дела, это чрезвычайно тревожная тенденция когда бюрократический аппарат, все более приобретает черты живого механизма, помимо исполнительных функций присваивает себе еще и функции законодательные – то бишь творит новые нормы и воплощает их в жизнь – этим нарушается важнейший принцип любого цивилизованного государства - “принцип разделения властей”, который недопускает сращивания одной ветви власти с другой. Это, конечно, губительно, когда какая – нибудь проблема решается не на основе права, не путем следования “букве закона”, а с помощью протекции, высокого покровительства – проще говоря с помощью звонка некого могущественного чиновника N., который решает все проблемы лучше, чем самый совершенный нормативный акт. Создание подобной параллельной законности, своего рода чиновничьей, бюрократической “юстиции” самым негативным образом влияет на законность и правопорядок. В самом деле, как гражданину не впасть в глубокий кризис правового нигилизма, если он, тщетно бегая по мрогочисленным инстанциям и доказывая там со ссылкой на закон свою правоту и обоснованность требований, наталкивается на бюрократическое противодействие чивного аппарата. А стоит ему обратиться к какому – нибудь высокопоставленному другу с просьбой о содействии и проблема моментально оказывается моментально улаженной. Хочется снова обратиться к названному
Посланию Президента, который,

* - Послание Президента Федеративному Собранию (Российская газета от
17.02.1995г ) затрагивая названную проблему, в частности сказал*: “Во властных структурах активно развивается бесконтрольность, процветает директивное управление, которое все больше затрачивает позиции управления на основе законности. Эта тенденция губительна и для властной вертикали, и для государства и обществе в целом”. Если уж Президент, который и сам в большей степени относится к исполнительной ветви власти, признает существование подобных проблем, то положение дел в действительности весьма серьезное.

Вот это и есть, на мой взгляд, важнейшие источники, так сказать, “первопричины” генезиса и развития правового нигилизма в нашей стране. Пожалуй, еще в качестве одной причины этого явления можно назвать образ мыслей, менталитет русского народа. По-моему, прав был Аксаков, когда говорил, что “дух закона” чужд русскому народу. Наша нация привыкла жить по церковным заповедям (которые хотя и являются своеобразным кодексом, но нарушения которых можно “замолить” у Бога), ей свойственна соборность и патриархальность. Сухой буквы закона народ русский не приемлет в принципе, предпочитая лучше решить дело “полюбовно”, поговорив по душам, чем следовать предписаниям норм права. Нельзя не согласиться, что на такой неблагодарной почве законности прижиться гораздо труднее, чем в тех же странах Западной Европы. Образ мыслей нашего народа, думается, сыграл не последнюю роль в формировании такого феномена, как правовой нигилизм.

Формы проявления правового нигилизма.

Правовой идеализм.

Теперь, я полагаю, можно поговорить о формах проявления правового нигилизма. Сразу же необходимо отметить, что некоторые источники и формы проявления нигилизма в принципе совпадают (просто это обусловлено отражением различных сторон одного и того же явления). В первую очередь необходимо назвать такую форму проявления нигилизма как явные нарушения закона – проще говоря преступность(которая является одновременно источником нигилизма) - в самом деле, если человек не уважает и не почитает законы и право, то он их просто нарушает, а если бы все строго следовали предписаниям правовых норм, то и преступности не было бы в принципе.
Следующей формой проявления правового

* - Послание Президента Федеративному Собранию (Российская газета от
17.02.1995г )

нигилизма является игнорирование предписаний правовых норм, которое менее опасно для общества, но чрезвычайно опасно для правопорядка. Такие своего рода “скрытые” правонарушения наносят законности просто непоправимый урон именно потому, что их необычайно трудно обнаружить и пресечь. Как раз-таки по причине правового нигилизма люди смотрят на правовые нормы не как на руководящее и предписывающее начало, а как на нечто абстрактное, вовсе не обязательное к исполнению. Наконец, третий из наиболее важных форм проявления правового нигилизма является та борьба, которая ведется во власти, между властями и от имени властей (данное обстоятельство было названо также в числе источников и причин правового нигилизма; вообще часто бывает трудно проследить причинно-следственные связи, понять, какое явление обуславливает какое обстоятельство, что первично, а что вторично, это происходит видимо потому, что в процессе исследования мы обращаемся к различным аспектам того или иного явления, которое соотвественно и предстает перед нами в том или ином свете). В качестве примера можно привести кровавые события 1993 года, когда исполнительная власть произвела расстрел парламента и узурпацию власти, фактически переступив через закон, а уж потом это сложившееся соотношение политических сил было закреплено на самом высоком законодательном уровне путем принятия Конституции 1993 года.
Кстати, подобная практика вообще характерна для стран, так называемого,
“соцлагеря” – здесь право не формировало уклад общественной жизни, а лишь закрепряло юридически уже реально сложившиеся отношения в обществе
(например, Конституция РСФСР 1919 года) – т.е. оформляло “de-jure” то, что уже было “de-facto”. Как справедливо отмечал С.С. Алексеев в своей книге
“Теория права” в отечественной правовой системе право всегда отставало от реальных общественных отношений, лишь в незначительной степени нагоняя их.
В качестве недавнего примера подобного варианта развития событий можно привести Чеческую войну 1994-96 годов, когда в начале на один из субъектов
РФ (являющийся таковым, по крайней мере, юридически) были введены подразделения регулярной армии и внутренних войск, а уж потом были приняты какие-то юридически обосновывавшие данное действо меры (вначале же все основывалось лишь на Указе Президента “О наведении конституционного порядка в Чеченской республике” 1994 года), почти тоже самое было сделано в рамках второй Чеченской Кампании или контртеррористической операции, как её официльно называют (1999-?) с той лишь разницей, что в этот раз агрессорами выступали не мы и поэтому подготовить заранее соответствующую юридическую базу было невозможно.

В заключение хотела бы рассказать о такой крайней форме проявления правового нигилизма, как о революции. В самом деле, никакая другая форма проявления нигилизма так отрицательно не относится к любому проявлению права и законности. И это вполне понятно – ведь сама сущность революции предполагает полный отказ правовых норм и законности. Революция в какой-то мере то вызывается несовершенной правовой системой, которая неспособна вовремя выявить и потушить революционный пожар. Вспыхнув пламя революции сметает все на своем пути, в качестве знамени выбрасывается лозунг: “Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем … ”, а вот что следует затем зависит в большей степени от людей захвативших власть. А возможно, что государство, постепенно остывая от революционного накала, пойдет по пути создания новых правовых норм, постепенно образует свежую правовую систему и затем заживет более спокойной жизнью идя по пути формирования гражданского общества и правового государства. А возможно, что государство так и останется на пол-пути и будет двигаться то назад, то вперед, разрушаемое внутренними противоречиями (за примерами далеко ходить не нужно). Но почти во всех случаях революционного взрыва право так или иначе страдает. Особенно опасен момент так называемого “правового вакуума”, когда старое право уже не действет, а новое право еще не действует (т.е. когда новые нормы только-только создаются) – в этот период начинает действовать так называемая “революционная целесообразность” – т.е. проще говоря обыкновенный беспредел, когда решение важнейших вопросов, а часто и человеческих судеб отдается на откуп новоиспеченным революционерам- управленцам, основной положительной чертой которых является наличие
“революционного чутья” и “революционного правосознания”. Это, конечно же, трагические периоды в истории права. Происходят всплески преступности инасилия, борьба с которыми ведется адекватно жестокими и часто неправовыми методами. Правовой нигилизм царит везде и всюду – люди перестают доверять не только праву и законам, но и вообще кому бы то нибыло и чему бы то нибыло, доверяя только собственным силам.

Вот это и есть основные формы проявления правового нигилизма во внешнем мире. Говоря о современном состоянии российской правовой системы, необходимо отметить, что огромное влияние на возросший до небывалых размеров в последнее время правовой нигилизм оказал период так называемой перестройки – особенно её начальный этап. Именно тогда на население страны хлынули потоки информации об ужасах ГУЛАГ 'а, о злоупотреблениях партийной верхушки и коррумпированности государственного аппарата. Самобичевание стало одной из добрых традиций. На прошлое выливались целые ушаты часто незаслуженной грязи. Все наследие прежних поколений безоговорочно отметалось, при этом отвергался даже положительный опыт истории. Как справедливо отмечал в своем интервью известный журналист
Отто Лацис:“Огульное отрицание прошлого происходило и происходит повсеместно, но подобное уничтожение идеалов ни к чему хорошему не приведет”*. Журналист оказался прав – на настоящий момент в государстве идеалы вырождены практически целиком и население (особенно молодежь)поставлено перед фактом необходимости поиска новых “маяков”, часто при этом становясь на скользкий путь правонарушений.

Говоря о том явлении, как правовой нигилизм известный философ
И.А. Ильин говорил, что “нигилизм – это один из элементов, своебразная черта общественного сознания, особенность нациальной культуры”**. Ильин обоснованно говорил, что с помощью только карательных мер добиться искоренения правового нигилизма добиться не удасться, справедливо полагая, что честным и законопослушным можно быть только по личной убежденности, в силу личного решения, иначе гражданин из опоры превращается в “брешь в правопорядке”. На этом основании философом был проведен рубеж между законопослушанием (основывается на страхе показания) и законоуважением
(базируется прежде всего на “инстинктивном правочувствии” – т.е. своеобразной внутренней законности), т.е. нужно добиться исполнения законов, “не за страх, а за совесть”. Вообще идеальным государственным устройством, по мнению Ильенко, является монархия, где глава государства – монарх является символом нации и идеалом поведенческой установки.

В завершении моего исследования хотелось бы сказать, что право
– вещь чрезвычайно многогранная и сложная, это действенное оружие, сила которого, зависит от того, в чьих руках оно находится.
Несомненно прав был Кант, когда говорил, что:

*- О.Лацис “Известия” от 14.12.1993г.
**- “О сущности правосознания” Ильин И.А. ; М. 1993г. стр 23

“право может служить как средство ограничения произвола, так и средством попрания свобод человека”*.такой же точки зрения придерживался другой немецкий философ Иеринг, утверждавший, что право является благом, но в злых руках оно может превратиться во всеобщую трагедию. С этим трудно не согласиться. Одновременно надо учитывать, что нельзя все беды сваливать лишь на право. “Несомненно,- пишет Матузов – право обладает большой силой, но не максимальной, оно не всесильно”**. Тем самым Н.И. Матузов уберегает читателей от проявления правового идеализма – другой крайности, которая диаметрально противоположна правовому нигилизму. Правовой идеализм в принципе также опасен для правопорядка и законности. Он состоит в том, что праву ошибочно приписывается слишком большая роль в обустройстве общественной жизни – правовые идеалисты считают, что достаточно принять хорошие законы и все пойдет, как по маслу, наступит правопорядок и законопослушание во всем. Однако это далеко не так,- ведь еще Ш. Монтескье отмечал, что хороших законов еще не достаточно для улучшения жизни, нужны действенные механизмы их реализации. Поэтому правовые идеалисты, не увидев реального улучшения жизни после принятия “хороших законов”, которые из-за тысяч различного рода препятствий все никак не могут вступить в действие, разочаровываются в праве и постепенно смещаются на позиции того же самого правового нигилизма. Вот почему нежелатен ни правовой нигилизм, ни правовой идеализм, а в отношении человека к праву должна быть, говоря языком
Горация, “aurem mediakridas”(т.е. “золотая середина”).

*- “Собрание сочинений” И.Кант ; М. 1964г.; том 4 стр 140
**- “Теория государства и права” Матузов Н.И., Малько А.В. ; М. 1997г. стр
597

Пути борьбы с правовым нигилизмом.

Снова возвращаясь к проблеме нигилизма, хочу подчеркнуть, что он настолько глубоко засел в современной жизни, настолько прочно завладел умами людей, что вытравить его оттуда в ближайшее время не представляется возможным.
Можно однако попытаться хотя бы ослабить его позиции, решительно действуя по нескольким направлениям.
1. Необходимо немедленно прекратить “войну законов” на федеральном и региональном уровнях. В масштабе всей России законы и иные нормативные акты должны быть приведены в соответствие Конституции и друг другу. На уровне же регионов все региональные нормативно-правовые акты должны строго соответствовать федеральным.
2. В деятельности правоохранительных органов также необходимо обеспечить торжество законности – без перегибов ни в одну, ни в другую сторону.
3. Нужно немедленно пресечь волюнтаристкий стиль управления и властвования

– никаких “директивных” методов, никаких “переступаний” через право – только закон и все решения только на его основе.
4. Надо все более усоверствовать механизмы реализации правовых норм, опираясь прежде всего на правовые процедуры.
5. И, наконец, используя СМИ и прессу нужно повести активное наступление на противоправные поведенческие установки, проповедуя всеобщую законопослушность (начиная с верхних эшелонов власти).

И, может быть, прии реализации этих действий в комплексе друг с другом наше общество удастся осбодить, а потом и окончательно излечить от губительной для права болезни под названием “правовой нигилизм”.

Список литературы.
1. Валицкий А. “Нравственность и право в теорях русских либералов” -

“Вопросы философии” № 8/1991г.
2. “Вехи” М. 1991г.
3. Герцен А.И. Собрание сочинений. том 7, М. 1956г.
4. “Известия” от 14.12.1993г.
5. Ильин И.А. “О сущности правосознания” М. 1993г.
6. Ильин И.А. “Наши задачи” М. 1993г.
7. Кант И. Собрание сочинений. Том 4, М. 1965г.
8. Кистяковский Б.А. “В защиту права” М. 1985г.
9. Лавров П. “Ответ русскому конституционализму” том 4

М. 1935г.
10. Матузов Н.И., Малько А.В. “Теория государства и права”

М. 1997г.
11. Муромцев С.А. “Сборник статей” М. 1911г
12. Солженицын А.И. “Как нам обустроить Россию” М. 1991г.
13. Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений том 38 М. 1974г.
14. Тумаков В.А. “О правовом нигилизме” Советское Государство и право №

10/1993г.
15. Тумаков В.А. “Учения о праве ” Новгород 1993г.
16. Тумаков В.А. “Правовой нигилизм в историко-идеологическом ракурсе”

Государство и право №8/1993г.
17. Энштейн М. “Самоограничения против самоосуществления” “Новая газета” от

5.01.93г.

Содержание.

I Введение
II Понятие правового нигилизма
III Исторический и литературный аспект правового нигилизма
IV Источники правового нигилизма
V Формы проявления правового нигилизма. Правовой

идеализм
VI Пути борьбы с правовым нигилизмом