Гражданское общество в либеральном контексте
1Гражданское
общество в либеральном контексте:
1категория0 1скорее остаточная чем независимая. Основные
требования демократических свобод в теории
гражданского
общества, несомненно, имеют корни
в историчес-
ком опыте социальных движений рушащегося коммунистического
мира
/Rau, 1991/. Однако, в отличие от cоциалистических пре-
образований
как радикальных демократических перемен,
в тео-
рии
гражданского общества гораздо большие надежды возлагают-
ся на
высвобожденный потенциал социального развития в демок-
ратическом
обществе как на "уравновешивающие силу" воздейс-
твия и
независимый социальный " движитель" против застоя и
экономического
всевластия /Cohen and Arato, 1992, 418-91/. Соответствующие
практические доказательства появились
как раз
в фарватере этих надежд. Как раз
когда гражданские
или
социальные движения в Восточной Европе исчезли, западные
общественные
движения вели борьбу за
выживание в условиях
жестких
мер по урезыванию бюджета, берущих верх над програм-
мой
свободных демократий. На востоке,
от Балтии до Берлина,
гражданские движения были сметены новой логикой
государства
и
рынка. В то время как бывшие коммунисты празднуют на выбо-
рах
одну победу за другой , а рыночные
стратеги помогают им
своими
провалами и нищетой, которую принесла о собой шоковая
терапия в
экономике, гражданские
движения отброшены назад
почти
до своего истока, откуда они начинались - до нелегаль-
ного
положения, подполья. Чешский
Республиканский Гражданс-
кий
Форум был предан забвению.
Солидарность в Польше была
разогнана парламентом. Новый
Форум в Восточной Германии
прекратил
существование практически с того момента, как пар-
тии Западной Германии одержали верх на выборах в воссоеди-
ненной
Германии. Зеленые Западной
Германии даже не пытались
пробиться
в первый всегерманский парламент. То, что в Италии
прогрессивный
альянс экс-коммунистов, Зеленых и
других дви-
жений с социальной направленностью был
подавлен правым кры-
лом
коалиции, в одночасье возникшей
на волне популистских
лозунгов
и при поддержке неофашистов, едва ли внушает веру в
демократические
преобразования. Разумеется, теория
гражданского общества провозглашает,
что
либеральные силы социальных движений
должны добиваться
влияния именно вне сферы политики власти. Но рекомендации
политической
теории, ставящей в качестве первоочередной цели
прежде
всего достижение демократических свобод,
не лишаются
веса
при взгляде на скомпрометировавшую себя реальность су-
ществующего
положения, как это может показаться. Возможность
создания
гражданского общества как третьего выбора между го-
сударственным
социализмом и рыночным капитализмом - это, на
самом
деле, разбитые надежды. Однако, это дает право еще раз
пересмотреть
теоретические предпосылки, а если
быть точным,
-
поднять вопрос, можно ли вообще гражданское общество выде-
лить в
отдельное понятие в качестве независимой области, не
подвергая
при этом сомнению логику государства и рынка.
Прежде всего, это вопрос противогегемонистской независимой
идеологии,
отличной от доминирующей. Хоббс,
по-видимому, был первым, кто
провозгласил необ-
ходимость
общепринятой всеобщей и открыто проводимой в жизнь
гражданской религии или идеологии, "Единства" побуждений и
наказаний
/Leviathan, 1651, XYII/ в
обществе, движимым уст-
ремлениями
отдельных людей. Спустя одно поколение Локке так-
же
считал само собой разумеющимся,
что подобный переход ко
всеобщей общественной идеологии уже существует
или же нахо-
дится в
процессе создания. Следовательно, его забота - увяз-
ка общественно значимого
и "отдельных
интересов" /Second
Treatise, 1688, $ 138/ в гражданском обществе, рационально
саморегулируемом на основе всеобщих принципов
собственности
как
общей генеральной линии поведения человека. Вопрос здесь
не в
том, воспринимал ли Локке
собственность с точки зрения
чувства
стяжательства, что позволяло бы отнести его к классу
теоретиков "собственнического индивидуализма" /Macpheson,
1962/. Важнее здесь другое: он начал интерпретировать "все
права человека как рыночные товары
потребления" , для него
собственность
"придает, по видимому, личности политическое
качество",
и, наконец, это всеобщая идеология прав собствен-
ности
ограничивает деятельность правительства
определенными
рамками
/Laslett, 1988, 102; 105; 112/. Как универсальная
идеология, саморегуляция общества
на
основе
прав собственности включает землю и труд.
Предвосхи-
щая
Маркса, Локке утверждает: этот труд в действительности
является отражением разницы в ценности любой вещи" /Second
Treatise,
$ 40/. Однако то, что предлагалось Локке в качест-
ве
универсального механизма, Маркс подверг критике и опреде-
лил как
доминирующую классовую идеологию подавления и экс-
плуатации, проводимую в жизнь государством,
которая не осу-
ществляет
всеобще регуляцию демократических прав и
порядка,
сохраняясь в руках правящих классов в качестве
инструмента.
Маркс
был, несомненно, первым, кто стал утверждать что клас-
совый
антагонизм в отношении собственности является неотъем-
лемым
свойством социального устройства. Гегель,
например, также утверждал, что
"универсаль-
ность"
не является необходимым или даже желательным условием
"гражданского
общества", движимым
"эгоистическими целями" в
пределах
сфер "торговли и коммерции", что, в частности,
"различные интересы производителей и потребителей" вызовут
"борьбу
всех против всех" и что, следовательно, "единство
универсального должно быть распространено на всю область
частностей"
/Elements of the Philosophy of Right, $$ 229-36/
Универсальность
представлялась ему двойственной: партикуляр-
ность
гражданского общества должна трансцендентально перехо-
дить в
государство, потому что "она
является лишь составной
частью
государства, и каждая личность
сама обладает своей
объективностью,
правдой и этической жизнью" /$258/. С другой
стороны, внутри сферы гражданского общества
"органы охраны
порядка"
и "корпорации" должны гарантировать универсальность
благосостояния
каждого в его частной жизни /$229/. Важно
здесь, что Гегель заново открывает
корпоративистские струк-
туры
старого социального порядка и объединяет их, неcколько
туманно, в организованное
целое: гражданское общество,
структурированное
по "ветвям" соответственно
роду занятий,
становится "областью поcредничества"
между отдельными инди-
видуумами
и универсальными условиями частной
жизни/$251,
182/. Итак, универсальной
конечной целью корпорации
было
"наложение"
гражданского общества "на государство" /$256/. Подобно Гегелю,
теоретики либерального гражданского об-
щества
/Cohen and Arato, 1992 ; Sedaitis, 1991/ рассматрива-
ют
экономическую область договорных и рыночных отношений как
данность. Как и Гегель, они также видят в
политической сис-
теме
или государстве единственную возможность добиться орга-
низации
всеобщности. И наконец, опять же подобно Гегелю, они
видят в многообразии структур гражданского
общества возмож-
ность
посредничества и воздействия,
так сказать выявления
лучшего как в экономической, так и политической сферах об-
щества.
Отличие от Гегеля состоит в том, что современные те-
оретики
считают, что гражданское общество составляют не ста-
рые
корпоративные структуры, а социальные
движения, сформи-
ровавшиеся
скорее по признаку происхождения, а не профессио-
нальной
деятельности. Более того, вместо неопределенного у
Гегеля "наложения" гражданского общества на
государство,
выдвигается
более существенное допущение: сохранение автоно-
мии и формы общественных движений
даже, в случае необходи-
мости,
и путем гражданского неповиновения. В принципе, в те-
ории либерального гражданского общества
больше не оспарива-
ется
эта точка зрения, увеличивающая
сомнения относительно
того, могут ли социальные , движения действовать в течение
длительного
времени независимо, не поглощаясь сферами компе-
тенции
государства и рынка. По Гамски, гегелевские корпоративные структуры граж-
данского общества были частью идеологических
суперструктур,
"частным
голосом Государства", поддерживающим и
питающим
господствующего
идеологию, в особенности, в периоды зкономи-
ческого
кризиса /Prison Notebooks,
1935, 29О/. По крайней
мере,
подразумевается, что это означает: гражданское общест-
во
может только тогда избавиться от
своей зависимой роли,
играющей
"вторую скрипку" в господствующей идеологии, и за-
воевать
автономию, когда всеобщий
"кризис власти" /210/ ос-
лабляет это господство, и
гражданское общество становится
независимой
идеологической силой, внушающей
доверие в отли-
чие от авторитета власти. Это был случай в Италии Грамски,
когда
господствующая идеология буржуазного либерализма попы-
талась
ослабить свою гегемонию, потерпела крах и открыла до-
рогу
корпоративным структурам фашизма. Дыхание
перехватывает, когда понимаешь каким образом
обобщения
Грамски могут быть приложены с очевидными
истори-
ческими
модификациями к недолго просуществовавшему опыту по-
литического
либерализма во многих странах бывшего
коммунис-
тического
блока /например, Россия, Босния/ и
своей противо-
положности,
индуцируемой силами авторитарного национализма и
застоя. Гражданские ,движения в
странах Восточной Европы,
заявившие
о себе в противовес слабеющей власти государствен-
ного
социализма во многих других странах /например, Чехосло-
вакии, Восточной Германии/, стали терять шансы
на независи-
мое выживание, как только
довлеющие силы демократического
государства
и рынка стали набирать все больше сил. Можно сделать также
некоторые наблюдения о взлете и па-
дении
социальных движений в западных
индустриальных держа-
вах. Подъем альтернативной культуры 60-к
годов совпал тогда
с верой
в экономический рост. Альтернативное социальное экс-
периментирование
допускалось подобно шутам при средневековых
королевских
дворах, чье существование только
помогало упро-
чению
власти правителей. Когда же после 1975 г. страну пора-
жал
экономический кризис, эти
альтернативные движения сразу
же
подвергались резкой критике как "соперничающие". В стра-
нах с
особенно сильной и однородной
доминирующей культурой
/например,
США/ эти движения были вовлечены основным потоком
в
нормальную экономическую
жизнь /например, Че-Гевара на
теннисках/. В менее однородных политических
культурах /нап-
ример,
Германии, Италии/ радикальные элементы регрессировали
от
гражданского неповиновения до подпольного терроризма, и в
конце
концов уничтожались. В Германии умеренные элементы движений перегруппирова-
лись и
вновь появились на поверхности общественной жизни в
качестве
организованных гражданских инициатив, сфокусировав-
ших
свое внимание на "новых направлениях
политики" мира и
защиты
окружающей среды. В конечном счете, успех этих движе-
ний
оказался даже зависимым от основных
политических тече-
ний. Партия Зеленых в Западной Германии
могла стать на сов-
ременном
этапе наиболее ярким примером гражданской организа-
ции, действующей независимо от главных
направлений деятель-
ности
государства и рынка; тем не менее
ее успех стал, по
иронии судьбы, успехом на выборах.
Завоевав места на всех
уровнях
правительства в Западно-Германской федеральной сис-
теме, позиции Зеленых должны были не только
не ослабеть, но
более
того, Зеленые стали основным
течением политики и вли-
вались
в платформы других партий. "После десятилетия органи-
зационного
периода создания и адаптации Зеленые
все больше
зависят от их собственных политических действий /Poguntke,
1993,
182/. И как показывает локаут западно-германских Зеле-
ных на
объединительных выборах 1990 г., их успех по-прежнему
зависит
от способности доминирующих сил организовать идеоло-
гическое
руководство политическими дискуссиями. Может
показаться, что активность независимых гражданс-
ких объединений оказалась ущемленной при
режиме "ограничен-
ного
плюрализма /Beyme, 1980/, который
был основным регуля-
тором
при определении границ и масштабов либеральной полити-
ки. Это регулирование может включать
ограниченное право на
гражданское
неповиновение, а также может предоставлять огра-
ниченную
независимость на созидательное
экспериментирование
с альтернативными формами социальной
жизни. В действитель-
ности, выдвижение предварительных условий
такого ограничен-
ного
допущения независимости при режиме руководства правящей
организацией
также старо, как происхождение
самой современ-
ной
системы либеральных направлений политики. В самом начале
16 века, когда после распада единой
христианской всеобщности в политику были допущены
многочис-
ленные
религиозные течения и терпимость к ним, многие теоре-
тики
постулировали "право на сопротивление" злоупотреблениям
тиранической
власти, причем это право могло
только сдержи-
вать
гегемонию государства и общества, когда и если те попи-
рали
свои собственные толкования естественных и/или божест-
венных законов и порядков. При этом вопрос об исходной за-
конности
этих правителей и их требований вообще не имел пра-
ва на
существование. Без радикального же оспаривания порядка
подавления
право на сопротивление оставалось скорее остаточ-
ной чем
независимой категорией /Hueglin, 1991, 230-34/. Точ-
но
также в XX-том веке, когда
буржуазное общество благодаря
постепенному
распространению принципа подчинения меньшинства
большинству стало действительно
прислушиваться к мнению
большинства, либеральные мыслители,
подобно Джону Стюарту
Миллу, горячо призывали в этой новой
обстановке "коллектив-
ной посредственности" дать возможность
быть "свободными ме-
нестрелями"
необычным и странным людям, которые, единственно
могли вести общество к прогрессу /On
Liberty, 1859, III/.
Можно
критиковать это высказывание ,
видя в нем жалобу на
отсутствие
привилегий, положения или интеллекта. Милл связы-
вал
возрастание роли усредненных собственных взглядов с нез-
начительной
динамикой рыночного общества, но
он не дошел до
анализа
доминирующих сил или классов,
управляющих как новой
индустриализацией,
так и новым идеологическим единообразием.
Тем не
менее он надеялся, что дав волю
нешаблонному и нова-
торскому, можно добиться разделения сфер, не
тесня при этом
доминирующие
силы. Без подобной просьбы
"потесниться" сво-
бодное пространство нешаблонного
и новаторского было бы
просто
остаточной категорией социального бытия, зависящей от
уступок со стороны главенствующих в обществе сил и не спо-
собной
на свой собственный выбор. Гражданское
неповиновение и терпимость по отношению к
альтернативным
концепциям социальной жизни в теории и
прак-
тике,
несомненно, существенно способствовали либерализации и
качеству
перемен в демократических
обществах, хотя, собс-
твенно говоря, они не
утвердили независимость гражданских
объединений,
принявших на себя дело освобождения и перемен в
обществе. По-видимому, гражданские объединения
могут созда-
ваться
лишь как остаточная категория
социальной жизни,если
они не бросают
серьезный вызов главенствующим силам госу-
дарства
и рынка. Подобно условию благосостояния Гегеля, дея-
тели
гражданских движений, действуют ли
они на низших уров-
нях или
же в самых высоких слоях, могут
лишь подготавливать
перемены внутри ограничивающих условий
доминирующей идеоло-
гии,
однако они не в состоянии похоронить эту идеологию. Ге-
гемония государства и рынка продолжает
решать, какого рода
нововведения
она допустит и каким образом.
Наоборот, либе-
ральное гражданское объединение может получить независимую
силу
для проведения перемен только
при условии ослабления
действующего
аппарата управления или кризиса власти.
Важным
представляется
тот факт, что это объединение не может созда-
вать
этот кризис, а по-прежнему
зависимо от внутренних про-
тиворечий
государства и рынка. Теории
либерализма гражданского общества хотят иметь
независимую
область между рыночной сферой, с
одной стороны,
и
сферой всеобщего политического порядка,
- с другой. Что,
по-видимому,
отсутствует, - так это разработка понятия адек-
ватных
условий такой социальной организации, которая бы поз-
воляла
бы на практике создание подобной
автономии третьего
порядка.
Далее в статье следует обсуждение плюрализма и общ-
ности,
с точки зрения этих условий.
1Гражданское
общество в либеральном контексте:
1предпосылки для общности и плюрализма.
1Феномен плюрализма должен стать
1объектом исследований на уровне
1политической структуры,
струк-
1туры
экономики и в области
1культурной0 1жизни.0
1Станислав Эрлих, 1982, 233 Теоретики
гражданского общества 19-то
столетия, такие
как
Гегель, вновь обратились к старому
устройству гильдий,
цехов и
профессиональных объединений, романтически томясь по
стабильности
и чувству сопричастности. Маркс
предложил пос-
мотреть
в зеркало новым классам буржуазии эры индустриализа-
ции, чье отражение на тот момент должно
было бы устрашать
гораздо больше, чем призрак коммунизма: "Все устоявшиеся,
намертво
замороженные отношения с их
хвостом древностей и
тянущимися
из глубины веков предубеждениями и взглядами сме-
таются,
все вновь формирующиеся отношения устаревают, прежде
чем они
могут закостенеть" /Communist Manifesto, 1848, 476/.
Он
также дал объяснение, почему
буржуазное общество /скорее
чем гражданское/ открыло эту эпоху
беспрецедентных течений:
потому
что "имущественные отношения выпали из первобытных и
средневековых
общин" /Jerman Ideologi, 1846, 163/. Интересно, что община
была вновь открыта в качестве
лакмусовой
бумажки сплоченности точно таким же образом, ка-
ким
неоконсерваторы сегодня традиционную жизнь сообществ
/Walzer, 1992, 107/, но не как автономное образование с
собственными
понятиями о справедливости, а как
гарант соци-
альной
стабильности, освобождающий государство и рынок от их
обязательств
по благоустройству. Только
немногие видели в
общине
реальную альтернативу. Прудон
рассуждал о возможнос-
тях
"агропромышленной федерации" производственной общины /Du
Principe
Tedetativ, 1863, 67/. Кропоткин
предлагал "взаимо-
помощь"
в качестве основного
антропологического
условия в
организации общины /Mutual Aid, 1902/. Гирле рассматривал
"свободный
ассоционализм" как необходимое условия ,для "пре-
одоления
центристских равно как и индивидуалистических" тен-
денций
в современном обществе /1880, 263/. Гирке в особенности
обращался к некоей политической те-
ории
начала нынешней эпохи, которая
определяла гражданское
общество
как политический "союз сообществ". В противовес за-
централизованному
территориальному государству Альтузиус пы-
тался
отстаивать общинную автономию гильдий,
городов и про-
винций
в системе "общественного федерализма" /Hueglin, 1991;
1992/.
Основная идея этой политической теории состояла в ор-
ганизации
"самодостаточности"
при наличии множественности
политических сообществ или
"консоциатов",
соединенных по
принципам
взаимодополняемости и единства,
живущих в соот-
ветствии со сложившимися веками устоями по всей вертикали,
начиная
от семьи и гильдии до города,
провинции, и кончая
единым
миром /Hueglin, 1993; 1994/. Взаимодополняемость
означает, что каждое сообщество
свободно
в выборе - оставить за собой полномочия,
необходи-
мые и
полезные для организации
социальной и экономической
жизни,
делегировать же часть полномочий следующему по верти-
кали
уровню управления можно лишь с согласия всех членов со-
обществ
данного уровня. Единство же
означает, что все сооб-
щества
должны быть связаны обязательствами по оказанию друг
другу
поддержки и "обоюдной помощи" /auxiliis mutuis; Poli-
tica, I.27/. Взаимодополняемость, таким
образом, определяет
границы
диалектического равновесия между автономией и единс-
твом. С
одной стороны, регулирующая роль иерархического уст-
ройства управления призвана сохранять
автономные права каж-
дого
члена сообщества, которые не должны возрастать или при-
нижаться один за счет другого /XXIX.2/. С другой стороны,
целью
иерархического устройства управления является справед-
ливое
обеспечение условий жизни для всех /XYI.2; YI.47/. Политическая
теория Альтузиуса - яркое напоминание
не
только о
том, какую роль старое корпоративное устройство
гильдий
и цехов играли на самом деле в организации социаль-
ной жизни в свое время,
то также и о том, какие
реальные
альтернативы
могли бы получить свое развитие,
последуй сов-
ременный
мир за Альтузиусом, а не за Бодиным и Хоббесом /Bu-
ber,
1967; Bloch 1972; Nisbet 1973; Triedrich, 1975, Mc Rae,
1979/.
Важно отметить, что Альтузиус собственно не воспроиз-
вел
старый порядок узких
корпораций c их привилегиями и
"хвостом древностей и
освященных веками
предрассудками и
взглядами". Он пошел дальше, трансформировав это
устройство
и
выдвинув первую современную теорию федерализма - "социаль-
ного"
федерализма, поскольку в качестве
членов должны были
включаться
союзы по профессиональным, а также
по территори-
альным
признакам. Она могла бы стать
реальной альтернативой
централизованному территориальному государству, создающей
благодаря своей конструкции
социальной жизни равновесие
межгрупповой
автономии и всеобщего единства. Конечно, беспо-
лезно
сожалеть, что миром стали править централизованное го-
сударство и рынок, и что Politica Альтузиуса была обречена
на
вековое забвение. В некоторых
современных теориях, в об-
щем, видны попытки сконструировать
гражданское общество как
независимую
категорию социального существования в мире госу-
дарства
и рынка. В них содержатся советы
обратить настойчи-
вое
внимание на требования Альтузиуса групповой солидарности
и
самодоcтаточности в качестве обязательного предварительно-
го
условия подобной независимой категории. Ведь именно недостаток сплоченности и групповой иден-
тичности
могут считаться причинами того, что современные
гражданские
общественные движения являются проходящими и за-
висимыми. Если итоги деятельности Партии Зеленых
в Германии
позволительно распространить на другие гражданские общест-
венные
движения, другими оловами говоря, Зеленые представля-
ют
собой тип "новых политиков", строящих деятельность на ос-
нове
"личных предпочтений, которые могут принимать различные
обличия по отношению к разным процессам" /Poguntke, 1993,
181/, тогда окажется, что именно
индивидуализм и гетероген-
ность - ближе всего к истине на пути к
верному делу и соли-
дарности. Заимствуя лаконичность выражений у
естественных
наук,
можно сказать, что период полураспада гражданского об-
щества
просто может быть короче, чем
период полураспада го-
сударства
и рынка. Или же, как это выразил одни из ранних
поборников сов-
ременных
гражданских движений: прогрессивные движения, оспа-
ривающие
устоявшееся гегемоническое устройство,
сами также
подвергаются "одновременно двум
опасностям; одной - в виде
оппортунистической
ассимиляции, другой -
групповщине" /Bah-
ro, 1980, 312/.
Диссоциация при ассимиляции будет смертью
гражданских
объединений, если они окажутся
неспособный соз-
дать
структуры сплочения, предохраняющие отдельных членов от
обратного
дрейфа в основной поток. Групповщина, или сектанс-
тво -
это типичный случай со смертельным исходом для объеди-
нений, которые существуют только в
головах их членов, не
имея однако контроля над материальным
базисом жизни. Таким
образом, гражданское общество как движущая
сила демократи-
ческих
преобразований не может лишь теснить либеральный sta-
tus quo
политики и экономики. На
политическом, равно как и
материальном, уровне социальной жизни оно должно
утверждать
себя в
качестве радикальной альтернативы государству и рын-
ку, а
не как видоизменение условий их существования. Организовать
структуры, сплачивающие объединение или
союз, представляется возможным лишь в небольших группах о
относительно
однородными интересами и условиями жизни. Поли-
тическая
система государства и политическое сообщество, с их
идеологическим
монополизмом всеобщих законов и порядков,
распространяющихся
на каждого, в том числе, и в практической
жизни,
должно опровергаться и замещаться множественными фор-
мами
децентрализованной политической демократизации. Федера-
лизм на
основе взаимодополняемости может на деле
продвинуть
вперед организацию такой множественности как
перехода к ав-
тономии,
обладающей далеко идущей силой самоопределения, за-
щищая против поглощающего
и ассимиляционного давления
со
стороны
системы гегемонии, а также как переход к универсаль-
ной ценности сплоченности,
построенной в соответствии с
обычными
канонами прав индивидуума, предохраняя против отка-
та к
узким идеологическим сообществам местной тирании. Подобные автономные
области самоопределения, очевидно,
не могут существовать в головах их членов, не могут они и
простираться
до суперструктурной регуляции закона и порядка.
Они должны включать
материальную регуляцию
экономической
жизни.
Таким образом, гражданское общество должно радикально
противостоять
универсализированной системе рыночного обмена.
Вместо
провозглашения "всех прав человека как рыночных пот-
ребительских стоимостей" экономическая сфера
должна гумани-
зироваться
со всеми вытекающими отсюда следствиями:
обычным
сводом социальных прав, защищающих плюрализм социальных
структур
против силы поглощения и ассимиляции рынком и доми-
нантными
силами экономической жизни. Такая защита должна
была бы включать, к примеру, конт-
роль
производительных сил на местах /например,
за перемеще-
нием
капитала/, а также социальную регуляцию
торговли с
целью предотвращения социального дэмпинга
/например, когда
сбиваются
цены путем допущения условий работы и
социального
обеспечения
ниже принятых/, и совместное определение необхо-
димых
нововведений в производстве в соответствии с местными
потребностями, ресурсами и рынком
рабочей силы /например,
через
советы потребителей, местный
бизнес, рабочую силу и
советы
по окружающей среде/. В условиях гибкого производства
это не
обязательно должно означать возврат к
нерациональной
системе местных отдельных производств.
Собственно говоря,
это
означает, что соображения по
производству, его интересы
не должны оставляться только на усмотрение
вложенного капи-
тала, они должны определяться внутри
гражданского общества,
включающего
капитал, ресурсы, мнение рабочих. Вышеизложенное - не
ново, однако имеется опасность, что
все это будет вырвано о корнем из теории и практики, если
после
краха коммунизма управление и контроль над либеральной
идеологией приобретет глобальный характер.
Пока "реальный
социализм"
существовал в качестве другого
гегемона, нельзя
было так просто отмахнуться от теоретических
обоснований по
поводу
возможности "социалистического плюрализма". Станислав
Эрлих настаивал на возможности
"социального и политического
плюрализма", чтобы потеснить одноликую
гегемонию идеологии
марксизма, указывая на
подразумеваемое Марксом
одобрение
Прудоном
"общественного плюрализма" или обращая внимание на
мнение Каутского по поводу "различных форм отношений собс-
твенности", и наконец, провозглашая, что
"плюрализм не есть
характеристика, присущая исключительно некоторым
конкретным
социально-политическим системам или формам государства"
/1980, 34-43/. Представляется,
что в конце данной статьи
подходящим
будет призыв не забывать мечту Эрлиха о гражданс-
ком
обществе, осуществляющим контроль
за социальным, зконо-
мическим
и политическим потенциалом.
По-видимому, одновре-
менно с крушением скомпрометировавшего себя
социализма-ком-
мунизма
советского образца только начинается эра социалисти-
ческого
плюрализма, его теория и практика.
Примечания 1. Наиболее тщательным и исчерпывающим в этой области
на настоящий
момент является монументальный труд Гражданское
Общество
и Политическая Теория, Jean L. Cohen и Andrew Arato
/1992/.
Эта работа была подвергнута критике как "экономичес-
ки
пассивная" со стороны радикалов, не готовых дать теорети-
ческое
обоснование реальности "социалистического гражданско-
го
общества" /Keane, 1988, 86/. 2. Интерпретация
Английской Революции с классовым пози-
ций
подвергалась нападкам в истории несколько раз, пока она
не
утвердилась окончательно. Хилл в
целом следовал дорогой
классового анализа с большими предосторожностями, избегая
модернистских
отклонений от Маркса. Наблюдаемое
в настоящее
время возобновление атак на класс как
многозначительную ка-
тегорию
исторического исследования является, по-видимому,
частью общего отхода
интеллектуальных сил от
социального
анализа
и интерпретации, - не "экономически пассивны". Новый
журнал Left History отважно принял на себя эти
спорные воп-
росы
/Gentles, 1994, 111-17/. 3. Было бы, конечно, самонадеянным ограничить позиции
либералов
рассмотрением нескольких узких мест. Целью, данной
работы было лишь идентифицировать те элементы либерализма,
которые
а/ явились продолжением либеральных
традиций от
Хоббса
до Роулса; б/ являются существенной частью доминирую-
щей
идеологии рыночного либерализма сегодня;
в/ оказываются
теми
моментами в позиции либералов, которые не состыкуются с
аргументами
теории гражданского общества типа - возможно со-
существование
различных сфер с различной логикой. 4. Теории гражданского общества сегодня также
посвящено
большое
количество литературы с большим разнообразием поло-
жений. В
настоящем кратком обзоре
представлены те из них,
которые
выведены из опыта центральной и в
особенности вос-
точной
Европы. В соответствие с этим опытом отвергается воз-
можность
"социалистического гражданского общества", которое
бы простиралось над сферой
материального воспроизводства,
вместо
чего настойчиво требуется выделение отдельных облас-
тей с
различной логикой. Цель работы - определить те элемен-
ты и
положения теории гражданского общества,
которые, про-
возглашая сосуществованние с либеральными сферами
государс-
тва и
рынка, на деле фактически несовместимы с ними.
|
