“Лебедь” Сен-Санса

“Лебедь” Сен-Санса

Великий, но не гений

Такая характеристика закрепилась за Камилем Сен-Сансом. Вероятно, эта оценка справедлива, если в понятие «гений» непременно включать способность творить абсолютно новое. Да, этой способности у Сен-Санса не было. И тем не менее нельзя не указать на то, что, обладая выдающимся умом, Сен-Санс ярчайшим образом проявил себя как органист, пианист, дирижер, музыкальный пародист, ученый-любитель (математик и астроном, археолог, автор эссе по ботанике), критик, путешественник, драматург, поэт, философ, исследователь античной музыки, музыкальный редактор и – последнее, но не менее важное – автор более чем трехсот произведений во всех жанрах композиторского искусства.

В детстве Сен-Санс был одним из самых феноменально одаренных вундеркиндов, каких только знала история музыки; некоторые считали, что его музыкальные способности даже ярче моцартовских. С двух с половиной лет начавший обучение на фортепьяно у сестры своей бабушки, Сен-Санс уже в пять лет публично выступил в одном из парижских салонов. В шесть лет он стал сочинять музыку, а в десять состоялся его дебют как пианиста в зале “Плейель”. Не укладывается в голове то, что на этом концерте на бис он предложил на выбор публики сыграть наизусть одну из тридцати двух сонат Бетховена. Пятьдесят лет спустя в том же зале состоялся юбилейный концерт Сен-Санса. На этом вечере он прочитал, кстати, такие свои стихи:

Узнаешь лживость взглядов,

Лицемерье рукопожатий;

Под маской дружбы спрятанную зависть

И тусклость дней

За днями торжества, когда толпа,

Что мерит одним аршином

Кривлянье паяца и строгий гений,

Тебя возносит.

(Подстрочный перевод)

После окончания Парижской консерватории он в 1852 году участвовал в конкурсе на получение Римской премии, дававшей право на обучение в Риме за счет Парижской консерватории. Эта попытка оказалась для Сен-Санса неудачной; вторую попытку он предпринял в 1864 году, будучи уже зрелым композитором. Не обнаруживая себя, он представил свою Первую симфонию, написанную в 1853 году как произведение некоего немецкого композитора (она моцартовская по структуре и мендельсоновская по настроению). На исполнении присутствовал Шарль Гуно, восторженно отозвавшийся об этом сочинении. На сей раз премия была присуждена.

Сен-Санс, обладавший выдающимися качествами исполнителя – органиста и пианиста, пользовался особенно широким спросом именно в этом качестве и в 22 года был назначен на наиболее престижный для органиста пост во Франции – в парижской церкви Ла Мадлен. Именно здесь он развил свой ставший легендарным талант импровизатора. Лист назвал его крупнейшим органистом мира. Вскоре многие выдающиеся музыканты, приезжавшие в Париж, приходили в церковь

Ла Мадлен именно для того, чтобы послушать игру Сен-Санса. Среди них были Клара Шуман, Антон Рубинштейн, Пабло Сарасате. Ганс фон Бюлов отдавал пальму первенства в феноменальной способности читать партитуру Сен-Сансу, которому, по его мнению, в этом уступал даже Лист. Он вспоминал: “Как-то раз мы беседовали с Вагнером. Вместе с нами в комнате находился Сен-Санс. Не зная достаточно немецкий, Сен-Санс вскоре стал скучать и, чтобы чем-то заняться, взял лежавшую рукопись партитуры “Зигфрида” (опера Вагнера. – А.М.), еще незаконченную, поставил ее на фортепьяно и начал играть. Вагнер и я умолкли. Никогда я не слышал такого чтения партитуры, причем prima vista (лат.: с листа. – А.М.). Мы были поражены. Вагнер не мог проронить ни слова. Я тоже в состоянии играть по партитуре, но ни я, никто другой из тогда здравствовавших музыкантов не мог бы сделать это так, как Сен-Санс. Он величайший музыкальный ум нашего времени”.

Сен-Санс интенсивно концертировал как пианист. Для него не существовало никаких технических трудностей. В 1861 году он становится профессором фортепьяно в Институте духовной и классической музыки, основанном в Париже А.Шороном и реорганизованном Луи Нидермейером (впоследствии Школа Нидермейера); среди его учеников были Габриель Форе и Андре Мессаже. Десять лет спустя он принимает участие в создании Национального музыкального общества, целью которого было исполнение и пропаганда музыки французских композиторов.

Сочинял Сен-Санс с невероятной быстротой: “Рождественская оратория” была написана за двенадцать дней; одно произведение, о заказе которого он забыл, вылившееся в конце концов на двадцати одной странице полной партитуры, он написал всего за два часа; Второй фортепьянный концерт занял у него лишь три недели (от возникновения замысла до публичного исполнения произведения). “Не имея достаточного времени для разучивания своего собственного концерта, я играл очень плохо, – чистосердечно признавался Сен-Санс. – За исключением Скерцо, которое сразу имело успех, все как-то не ладилось”.

К концу 1860-х годов Сен-Санс приобрел репутацию одного из лучших современных композиторов. Уже в тридцать три года был удостоен ордена Почетного легиона. Он находился в дружеских отношениях с ведущими музыкантами своего времени и был принят в салоне принцессы Матильды.

Что касается личной жизни Сен-Санса, то она складывалась драматично. В сорок лет он женился на девятнадцатилетней Марии Трюффо, сестре одной из своих учениц. У них родилось двое детей, но Сен-Санс не мог уделять достаточно времени семье. За первые три года их совместной жизни он закончил оперу “Самсон и Далила”, фортепьянный концерт № 4, ораторию “Потоп”, сюиту для оркестра и симфоническую поэму. За это время он посетил Россию (где очень подружился с Чайковским), сочинил множество мелких пьес, дал ряд концертов, некоторое время жил в Швейцарии, откуда вернулся весной 1878 года, завершив там работу над “Реквиемом”. Возвращение композитора совпало с ужасной трагедией: его сын Андре, которому было два с половиной года, погиб – выпал из окна четвертого этажа. Спустя всего шесть недель от какой-то детской болезни неожиданно умер его второй сын. А через три года после этого произошла весьма странная история: будучи с женой на отдыхе в одном маленьком городке, Сен-Санс, никому ничего не сказав, неожиданно исчез. Он просто сбежал. Мария Сен-Санс никогда больше не видела мужа, хотя они и не расторгли брак (она умерла в январе 1950 года, дожив почти до восьмидесяти пяти лет).

После 1890 года значительного он пишет мало и отдается своей страсти к путешествиям – несколько раз посещает Канарские острова и Алжир. Это увлечение заносит его даже в Сайгон.

Поскольку его музыка все меньше ценилась новыми поколениями, он становился, соответственно, все более нетерпимым к новой музыке, по поводу которой его высказывания были очень острыми. Он питал отвращение к операм Рихарда Штрауса, ни слова не проронил о “Весне священной” Игоря Стравинского и не переносил Дебюсси – ни его самого, ни его музыку. Он нажил себе врагов и, как многие его предшественники, не пожелавшие идти в ногу со временем, остался похожим на высохшую окаменелость на морском берегу, ярым реакционером, но тем не менее – “великим стариком” французской музыки. На всех музыкальных событиях всегда восседает в центре: вот он запечатлен на фотографии после премьеры его оратории “Земля обетованная” в Глостере в 1913 году – сидит в кресле в окружении стоящих рядом таких мэтров, как Чарлз Хэрфорд Ллойд, Герберт Бревер и Эдуард Элгар, а вот он на приеме в честь русских музыкантов в зале “Плейель” в 1907 году, где собрались выдающиеся музыканты того времени: Н.Римский-Корсаков, Ф.Шаляпин, С.Рахманинов, Ф.Блуменфельд, В.Ландовска, В.Сафонов и другие.

Он еще давал концерты за три месяца до своей смерти, завершая концертное турне по Алжиру и Греции в восьмидесятипятилетнем возрасте. Когда он объявил в августе 1921-го, что выходит перед публикой в последний раз, это совпало с семидесятипятилетием его публичных выступлений.

О характере музыки Сен-Санса

Сен-Санса называли французским Мендельсоном. И действительно, у этих композиторов много общего: оба творили без видимых усилий, оба обладали виртуозной техникой, были наделены чудесным мелодическим даром, у обоих очень ясные музыкальные формы и гармонические структуры, музыка и того и другого доставляет незамутненное удовольствие. Мендельсон, как всеми признается, более глубок; Сен-Санс порой позволяет и не очень высокосортной музыке вылиться из-под его пера. “Я создаю музыку, как яблоня рождает яблоки”, – писал Сен-Санс. В другой раз он признался: “Я живу в музыке, как рыба в воде”.

Но и не в самых известных произведениях Сен-Санса есть страницы столь вдохновенные, что их смело можно поставить в один ряд с творениями гениев. Его значение в истории французской музыки неоспоримо, а критика, которая порой раздавалась в его адрес, до некоторой степени объясняется очень долгой его жизнью, в течение которой не раз менялись музыкальные вкусы. За восемьдесят пять лет, которые прожил Сен-Санс, успели родиться и умереть Бизе, Римский-Корсаков, Дебюсси и Чайковский; на его веку состоялись премьеры произведений Беллини, Доницетти, Шумана, но также и Шёнберга, Прокофьева и Бартока. Сен-Санс, безусловно, не был новатором, но его мастерское владение контрапунктом, красочность оркестрового письма и другие индивидуальные особенности его стиля поначалу отвергались теми, кто искал во французской музыке большей легкости. У себя на родине он был главным пропагандистом такой музыкальной формы, берущей свое начало от Листа, как симфоническая поэма. Наконец, необычайно широкое преломление в музыке Сен-Санса нашли традиции и других национальных музыкальных школ. Уже названия ряда его произведений отражают эту особенность его творчества: “Персидские мелодии” (оp. 26), “Алжирская сюита” (оp. 60), “Арагонская хота” (оp. 64), Каприччио на датские и русские народные темы (оp. 79), “Гаванка” (оp. 83), Фантазия “Африка” (оp. 89), “Арабский каприс” (оp. 96), Пятый фортепьянный концерт “Египетский” (оp. 103). И это еще не все. Его мастерство и вкус были непогрешимы. “Художник, который не испытывает полного удовлетворения от изящных линий, гармоничных красок и красивой последовательности аккордов, не понимает искусства музыки”, – писал Сен-Санс. И это было его кредо.

“Карнавал животных”

Ирония судьбы в том, что это, быть может, самое популярное произведение Сен-Санса было тем сочинением, которое композитор совершенно не предполагал публиковать. Единственный номер из этой “Большой зоологической фантазии” (таков авторский подзаголовок к “Карнавалу”), которому Сен-Санс позволил появиться в печати при своей жизни, – “Лебедь”, самое знаменитое из всех виолончельных соло.

Персонажи, выведенные композитором на этом карнавале, предстают – кроме лебедя – в шутливом, а порой даже в карикатурно-сатирическом виде. Причем в некоторых случаях композитор имел в виду не столько собственно животных, сколько человеческие характеры, которые они олицетворяют. И эта символичность, просвечивающая в произведении не в последнюю очередь в названиях персонажей и, безусловно, весьма прозрачная для современников композитора, была одной из причин твердого нежелания Сен-Санса обнародовать “Карнавал”. К тому же Сен-Санс опасался за свою репутацию “серьезного композитора”. Тем не менее он включил “Карнавал животных” в число пьес, которые следует опубликовать после его смерти.

Пора, наконец, по крайней мере назвать части этой фантазии, в которой знаменитейший “Лебедь” – предпоследний, тринадцатый номер. Но прежде перечислю состав – довольно необычный (одно из свидетельств остроумия и эксцентричности Сен-Санса) – инструментального ансамбля в этом произведении: два фортепьяно, две скрипки, альт, виолончель, контрабас, флейта, фисгармония, ксилофон и челеста. Включенные в партитуру инструменты используются здесь так ярко, что для многих поколений любителей музыки “Карнавал животных” был едва ли не лучшим “путеводителем по инструментам”, пока в 1945 году английский композитор Бенджамин Бриттен не написал свой “Путеводитель по оркестру для молодежи”.

Итак, части “Карнавала животных”:

1. “Королевский марш льва” (грозное рычание внушительно передано хроматическими волнами фортепьянных октав – остроумнейшее звукоподражание);

2. “Курицы и петух” (смехотворно назойливые птичьи крики);

3. “Антилопы” (главенствующая партия здесь у фортепьяно, изобретательными пассажами передающего неистовый бег);

4. “Черепахи” (музыкальная ирония над медлительностью);

5. “Слоны” (– а здесь над тяжеловесностью);

6. “Кенгуру” (опять музыкальная метафора, выраженная легкими “прыжками” у фортепьяно);

7. “Аквариум” (естественно, изображение рыбок; красивые, несколько условные переливы звучаний челесты, фисгармонии, флейты, высоких нот струнных и пассажей фортепьяно, создающие впечатление колышущейся воды);

8. “Персонаж с длинными ушами” (это, конечно, осел; его крики забавно переданы взвизгиваниями и тянущимися звуками скрипок);

9. “Кукушка в глубине леса” (первый лирический эпизод фантазии; кларнет настойчиво “кукует” на фоне красивых, изысканных гармоний, которые выдают интерес Сен-Санса к новейшим по тем временам течениям в музыке и которые он впоследствии решительно отвергал);

10. “Птичник” (естественно, царство флейты и кларнета);

11. “Пианисты” (забавным и в определенным смысле оскорбительным было причисление пианистов к животному царству; к тому же их “низкий умственный уровень” символизируется здесь музыкой, изображающей оболванивающую техническую зубрежку этюдов);

12. “Ископаемые” (несколько циничная шутка на тему “мертвецы”)

13. “Лебедь” (единственная пьеса, лишенная элементов иронии и сарказма; с ее прохладной и чистой поэзией, едва тронутой волнением, мало что может сравниться);

14. Финал (эффектно замыкает эту своеобразную сюиту).

Традиция остроумно высмеивать и музыкально пародировать разные образы и характеры существовала во французской музыке задолго до Сен-Санса и продолжалась (продолжается) после него. Из произведений подобного рода предшественников Сен-Санса первым вспоминается тоже своеобразная сюита – “Пышные празднества великой и древней корпорации менестрелей” из второго тома клавесинных пьес (ок. 1717) Франсуа Куперена. Вот для сравнения несколько названий частей этой сюиты: “Именитые граждане и судьи (из менестрелей)”, “Бродячие рылейщики и нищие”, “Жонглеры, прыгуны, акробаты с медведями и обезьянами” и так далее.

Но не только названия пьес “Карнавала животных” возбуждают фантазию – в самой музыке заключена масса намеков, аллюзий и даже цитат. Так, “Курицы и петух” наталкивают на сравнение с “Курицей” Жана Филиппа Рамо. В “Черепахах” медленно и торжественно интонируется тема канкана (!) из “Орфея в аду” Оффенбаха. В “Слонах” контрабас тяжеловесно наигрывает тему из “Вальса сильфов” Берлиоза. “Пианисты”, в свою очередь, не только напоминают прошлую эпоху, но и предвосхищают появление почти через тридцать лет одного из “Двенадцати этюдов” (1915) Клода Дебюсси – “Этюда для пяти пальцев по г-ну Черни”. Эти пьесы поразительно схожи как по своей идее, так и по приемам композиторского письма (Дебюсси в силу отмеченных обстоятельств не подозревал о существовании этой пьесы Сен-Санса): и там и здесь одна – “элементарная” – тональность до мажор, одни и те же “примитивные” гаммообразные пассажи. А в “Ископаемых” ксилофон выстукивает тему из “Пляски смерти” самого Сен-Санса, но при этом звучат фрагменты популярных песенок и каватины Розины из “Севильского цирюльника” Россини.

“Умирающий Лебедь” – “Бессмертный Лебедь”

Первое исполнение «Карнавала животных» никак нельзя назвать публичным – оно состоялось в узком кругу друзей композитора в 1886 году. Вторично Сен-Санс исполнил его – опять же в компании близких друзей – для Ференца Листа 2 апреля того же, 1886 года, когда великий венгр приехал в Париж. (Надо заметить, что Лист очень тепло относился к Сен-Сансу и дирижировал его оперой “Самсон и Далила” на премьере в Веймаре в 1877 году; тот в свою очередь посвятил Листу Третью симфонию “с органом”). С тех пор “Карнавал животных” при жизни Сен-Санса никогда не исполнялся.

За исключением “Лебедя”. Это произведение – великолепное торжество лирики. Мало что можно поставить рядом с этим одним из лучших творений Сен-Санса. Понятна блистательная судьба “Лебедя” – он быстро выделился из “Карнавала животных” и зажил собственной жизнью.

В 1905 году великий русский балетмейстер Михаил Фокин создал балетный номер на музыку “Лебедя” для гениальной русской балерины Анны Павловой. В варианте Фокина–Павловой номер получил название “Умирающий лебедь”. Завораживает красота этого шедевра балетного искусства. Сохранилась видеозапись танца Анны Павловой – единственный кинодокумент, зафиксировавший танец великой балерины. (В наше время каждый интересующийся может увидеть фрагмент этого хореографического этюда в электронном варианте Иллюстрированного энциклопедического словаря на CD-ROM из серии Золотой Фонд издательства “Большая Российская Энциклопедия”.)

При всей гениальности танца Анны Павловой, нельзя не отметить, что сама музыка Сен-Санса не содержит в себе ничего, что связано с образами смерти, она стремится выразить лишь изящную и мечтательную пластику птицы, которая столь часто вдохновляла поэтов и музыкантов.

Помимо этих кадров, существует книга Михаила Фокина, изданная в Нью-Йорке в 1925 году издательством “J. Fischer & brother” и посвященная его хореографическим этюдам, в частности “Умирающему лебедю”. Кроме подробного описания сочиненного им танца, в ней имеются 36 фотографий балетных поз М.Фокина в этом этюде, сделанных Верой Фокиной.

Закончив артистическую карьеру, Анна Павлова поселилась в Лондоне. Ее дом стал знаменит декоративно оформленным прудом, в котором всегда водились лебеди. Балерина очень любила фотографироваться с ними. Сохранившиеся фотографии напоминают об этом ее самом знаменитом балетном соло. Примечательно, что книга об Анне Павловой, подготовленная к печати Андреем Оливеровым и опубликованная в издательстве “Da Capo” в 1979 году, назывались “Полет лебедя: воспоминания об Анне Павловой”.

В 1924 году в Голливуде был снят фильм о знаменитой балерине, в котором есть кадры кинохроники, запечатлевшие ее с дивными лебедями. И назывался он “Бессмертный Лебедь”.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.maykapar.ru/