Личная жизнь Екатерины Личная жизнь Екатерины
Личная жизнь Екатерины РЕФЕРАТЫ РЕКОМЕНДУЕМ  
 
Тема
 • Главная
 • Авиация
 • Астрономия
 • Безопасность жизнедеятельности
 • Биографии
 • Бухгалтерия и аудит
 • География
 • Геология
 • Животные
 • Иностранный язык
 • Искусство
 • История
 • Кулинария
 • Культурология
 • Лингвистика
 • Литература
 • Логистика
 • Математика
 • Машиностроение
 • Медицина
 • Менеджмент
 • Металлургия
 • Музыка
 • Педагогика
 • Политология
 • Право
 • Программирование
 • Психология
 • Реклама
 • Социология
 • Страноведение
 • Транспорт
 • Физика
 • Философия
 • Химия
 • Ценные бумаги
 • Экономика
 • Естествознание




Личная жизнь Екатерины


Новосибирский Государственный
Технический Университет
ДОКЛАД
По истории России
Тема “Личная жизнь Екатерины II”
Факультет: ФЭН
Группа: ЕН 1-75 
Студент: Генералов М.В.
Преподаватель:  Денисенко Н.А.
Дата: 25.04.98 г.
Новосибирск
98.
В возрасте 15 лет Петр Ульрих
прибыл в Россию. Здесь он формально принял православную веру и стал великим
князем Петром Федоровичем. Даже Елизавета, не отли­чавшаяся своим об­разованием,
была поражена скудными познаниями племянника. Поэтому его снова начали учить,
теперь уже на русский и православный манер. Для этой цели воспитателем Петра
Федо­ровича был определен профессор “элоквенции и поэзии”, заведующий художе­ственным
депар­таментом Академии наук Якоб Штелин. Но все старания
преподавателя не дали каких-либо по­ложи­тельных результатов. Петр Федорович проводил время в играх с солдатиками, разводил своих
игрушечных воинов на плац-парады и по караулам; рано пристрастился он к вину и
не­мецкому пиву. Чтобы образумить наследника, Елизавета решила женить его. В
вопросе выбора невесты для великого князя мнения русских придворных раздели­лись.
Бестужев со своими сто­ронниками хотел женить Петра
Федоровича на принцессе Саксонской, дочери коро­ля Августа НИ. Обер-гофмаршал
Крюммер, Лесток и другие друзья французского посла Щетарди прочили в жены русскому наследнику одну из дочерей
французского коро­ля. Но Елизавета отвергла эти варианты и выбрала для своего
племянника особу не столь знатную и богатую - принцессу Ан­гальт-Цербстскую,
родившуюся в 1729 г. и нареченную в честь бабушек Софией Августой
Фре­дерикой. А родители называли ее просто Фикс. Ее мать Иоганна Елизавета Голштин-Готторп­ская в 1727 г. 15-летней деви­цей была выдана
за 42-летнего генерал-майора Христиана Августа Ангальт-Цербстского. Он был командиром 8-го
Ангальт-Цербстского полка в городе Штеттине (Помера- ния).
Летом 1742 г. Фридрих 2 назначил его губернатором Штеттина
и пожаловал чи­ном генерал-лейтенанта. Не­сколько позже Христиан стал
герцогом и соправителем Цербста. Первого января 1744 г.
герцогиня Иоганна Елизавета Фанте получили письмо из
Петербурга. Оно было адресовано им Крюммером от имени
императрицы Елизаветы I, содержало ее высо­чайшее приглашение приехать в Рос­сию.
Сватовство русского двора имело для Пруссии важное юридическое
значение, поэтому ее посол в Петербурге Лардефельд своевременно
информировал своего короля о намерениях Елизаветы.
Фридрих 2 приветствовал, ко­нечно, предстоящий брак Фикс с наследником русского
престола, надеясь в будущем в лице “молодого двора” иметь
свою агентуру в Петербурге. Он пожелал лично побеседовать с невестой, пригласил
ее с матерью в Берлин на приватный обед, во время которого убедился, что 15-летняя Фикс заметно умнее своей матери.
После свидания с королем герцогиня с дочерью под
именем графини Рейнбек отправилась в далекую, зане­сенную
снегом Россию; 5 февраля они добрались до Митавы (Елгавы), потом
на их пути были Рига, Петербург, и наконец вечером 9 февраля они прибыли в
Москву в Анненгоф­ский дворец *, в
котором в те дни временно нахо­дился двор Елизаветы. С этого вечера и нача­лась
новая страница в жизни до того мало кому известной девицы Фикс
из немецкого города Штеттина.
В противоположность своему будущему супругу Фикс с
первых же дней пребывания в России с завидной настой­чивостью и редким
прилежанием взялась за изучение русского языка и рус­ских обычаев. С помощью
адъюнкта и переводчика Академии наук Василия Ададурова она
очень быстро добилась заметных успехов. Уже в конце июня в церкви во время
своего обраще­ния в православную веру она четко произнесла свое исповедание на
чистом русском языке. Чем очень удивила всех присутствующих. Императрица даже
прослезилась. Другая задача, которую вполне сознательно решала в то время юная
немка, состоя­ла в том, чтобы понравиться и вели­кому князю Петру Федоровичу, и
императрице Елизавете, и всем русским людям.
Позже Екатерина II вспоминала: “...поистине я ничем
не пренебрегала, чтобы достичь этого: угодливости покорность, уважение, желание
нравиться, желание посту­пать как следует, искрен­няя привязанность, все с моей
стороны постоянно к тому было употребляемо с ГМ4 по 1761 г.”.
Приняв православие 28 июня ША г.,
Фике на другой день была обручена с великим князем Петром
Федорови­чем. После этого она получила титул великой княгини и новое имя -
Екате­рина Алексеевна.
В декабре 1741 г. по
дороге из Москвы в Петербург Петр Федорович заболел оспой и пролежал
тяжелобольным в Хотилове до февраля. Оспа обезобразила его
лицо. Он заметно вырос, но ин­теллект его оставался на прежнем уровне, да и
ребяческие забавы тоже.
Наконец наступил самый важный для Екатерины Алек­сеевны
день - день свадьбы ее с Пет­ром Федоровичем. Она состоялась 21 августа в
столице. По русскому обы­чаю было все: и богатый наряд невесты с драгоценными
украшениями, и торжественная служба в Казанской цер­кви, и парадный обед в
галерее Зимнего дворца, и роскош­ный бал.
Замужество Екатерины мало назвать неудачным или
несчастливым - оно было для нее, как для женщины, унизительным и
оскорбительным. В первую брачную ночь, Петр уклонился от супружеских
обязанностей, последую­щие были такими же. Позже Екатерина свидетельствовала: “...и в этом положении дело оставалось в течение девяти лет
без малейшего изменения”.
До свадьбы Екатерина на что-то еще надеялась. О своем
отношении к Петру-жениху она пи­сала: “...не могу сказать,
чтобы он мне нравился или не нравился; я умела только
повиноваться. Дело матери было выдать меня замуж. Но, но правде, я думаю, что
русская корона больше мне нрави­лась, нежели его особа. Ему было тогда 16
лет... он говорил со мной об игрушках и солда­тах, которыми был занят с утра до
вечера. Я слушала его из вежливости и в угоду ему... но нико­гда мы не говорили
между собою на языке любви: не мне было начинать этот разговор...”
Отношения между молодыми супругами не сложились.
Екатерина поняла окончательно, что ее муж всегда будет для нее чужим человеком.
И думала она о нем теперь уже по-другому: “...у меня
явилась жестокая для него мысль в самые первые дни моего замужества. Я сказала
себе: если ты полюбишь этого человека, ты будешь несчастнейшим созданием на
земле... этот человек на тебя почти не смот­рит, он говорит только о куклах и
обращает больше внимания на всякую другую женщину, чем на тебя; ты слишком
горда, чтобы поднять шум из-за этого, следова­тельно... думайте
о самой себе, сударыня”
Не каждая женщина в этой затхлой атмосфере при­дворных
интриг могла подняться выше ок­ружающем ее среды, всегда вести себя внешне
достойно и думать только о самой себе, о той пока совершенно неясной
перспективе, которая ожидала ее в будущем. И только сочетание неза­у­рядного
ума, не по годам сильной воли, немалой храбрости и, конечно, хитрости,
лицемерия, неограниченного често­любия и тщеславия помогло Екатерине в течение
18 лет вести скрытую борьбу за свое место при русском дворе и добиться, в конце
концов, вожделенной короны импе­ратри­цы.
После свадьбы мать Екатерины Алексеевны отбыла из
России, и та осталась среди русских совершенно одинокой. Но это не огорчало ее,
они с матерью никогда не были ду­ховно близкими людьми. В довершение мать
необдуманны­ми поступками только мешала своей дочери поддер­живать
незапятнанным доброе имя при дворе. Более всего Екате­рина Алексеевна
добивалась расположения императрицы. Несмотря на все старания великой княгини
всегда и во всем ей нравиться, отношения между ними были неровными, далеко не
дружественными, а порой даже напряженными. Правда, Елизавета не скупилась на
подарки. Перед обруче­нием Екатерина Алексеевна получила ожерелье стоимо­стью
150 тыс. руб. На мелкие расходы ей было назначено содержание в
30 тыс. руб.
Императрица очень скоро поняла, что поторопилась с
объявлением Петра Федоровича на­следником престола. Поведение
бездарного племянника часто раздражало ее. Не зная, как выйти из этого
несуразного положения, она не­вольно свое недовольство наследником престола
переноси­ла на его жену. Ее обвиняли в равнодушии к мужу, в том, что она не
может или не же­лает по-хорошему повлиять на него, увлечь его своими женскими
прелестями. Наконец, импе­ратрица требовала от молодых наследника. А его пока
не предвиделось.
Не следует забывать, что жизнь “молодого двора”
протекала на глазах слуг, которых назна­чала сама Елизаве­та. К великой
княгине, в частности, в 1746 г. в качестве ее обер-гофмейсте­рины
была приставлена особо преданная императрице статс-дама Мария Семеновна Чоглокова. Эта злая и капризная женщина, по словам Екатерины,
шпиони­ла за ней и обо всем докладывала Елизавете. У Петра Федоровича
гофмаршала Крюммера императрица тоже за­менила князем Ва­силием Аникитичем
Репниным, а потом, в 1747 г.,- камергером Николаем Наумовичем
Чоглоко­вым, мужем Марии Семеновны. В силу своей ограниченно­сти чета Чоглоковых не могла способ­ствовать сближению великой княгини
с императрицей, напротив, вносила в их отношения из­лишнюю настороженность и
недоверие. И по-видимому, у Екатерины Алексеевны были основа­ния писать: “...мне казалось, что она (Елизавета .Дег.) всегда
была мною недовольна, так как бывало очень ред­ко, что она делала мне честь
вступать в разговор; впро­чем, хоть и жили мы в одном доме, и наши покои
соприкаса­лись как в Зимнем, так и в Летнем дворце, но мы не видели ее по целым
месяцам, а часто и более. Мы не смели без зова явиться в ее покои, а нас почти
ни­когда не звали. Нас часто бранили от имени Её Величества
за такие пустяки, относи­тельно ко­торых нельзя было и подозревать, что они
могут рассердить императрицу. Она для этого посы­лала к
нам не одних Чоглоковых, но часто бывало, что она гоняла к
нам горничную, выездного или кого-нибудь в этом роде пере­дать нам не только
чрезвычайно неприятные вещи, но даже резкости, равносильные грубейшим оскорблениям.
В то же время невозможно было быть более осторожной, нежели я была в глубине
души, чтобы не нарушить должное Её Величеству почте­ние и
послушание” *.
В свои 18 лет Екатерина развилась в красивую и физи­чески
крепкую женщину. Лесть мно­гих окружающих начала приятно кружить ей голову.
Чтобы дать выход молодой энергии, она много времени проводила на охоте,
каталась на лодке и лихо ездила верхом на лошади. Для нее не составляло особого
труда целый день провести в седле, при этом она одинаково красиво и крепко
сидела в нем и по-английски *(как подобает знатной
аристократке), и по-татарски (как принято у настоящих кавалеристов). Орга­низм
ее хорошо привык к климату Петербурга, и вся она излучала теперь здоровье и женское
достоинство, глубоко скрывая при этом свое оскорб­ленное самолюбие и свои
тайные помыслы.
А великий князь продолжал играть в куклы и занимать­ся
с отрядом голштинских солдат, ко­торых он специально
вызвал в Россию, чем восстановил против себя всех рус­ских. Этих гол­штинцев в прусской форме он разместил в Ораниенбауме
специальным лагерем, где часто про­падал сам, без конца и особой надобности
производя построения и развод караулов. Семейная жизнь по-прежнему мало
интересовала его. И потому французский атташе граф д'Аллион док­ладывал
в Версаль: “Великий князь все еще никак не может доказать супруге, что он
является мужчи­ной”.
 Елизавете
Петровне надоело ждать, когда великий князь станет дееспособным мужем, и она
нашла возмож­ным решить проблему наследника без его участия. В этих целях ко
двору великой княгини были приставлены два молодых человека
- Сергей Салтыков и Лев Нарышкин. Салты­кову
было26 лет, он уже два года состоял в законном браке с
одной из придворных фрейлин. По словам Екатери­ны Алексеевны, “он был
прекрасен, как день, и, конечно, никто не мог с ним сравняться... при дворе. У
него, не было недостатка ни в уме, ни в том складе познаний, манер и приемов,
какой дают большой свет и двор... вообще и по рождению, и по многим другим
качест­вам это был кавалер выдающийся; свои недостатки он умел скрывать; самыми
большими из них были склонность к интриге и отсутствие строгих правил...”. Позже Екатерина Алексеевна не столь восторженно
отзывалась о своем фаворите. Но тогда не­достатки Салтыкова, в
частности “отсутствие строгих правил”, сиречь его слабость к прекрасному полу,
еще не развернулись на ее глазах”. Лев Нарышкин был в
моло­дой компании всего лишь добрым и веселые балагуром. В
задуманной “операции” ему отводилась роль прикры­тия.
После пасхи 1752 г. Сергей Салтыков начал
упорно добиваться у великой княгини особого к себе внимания. На первых порах
Екатерина Алексеевна чувствовала себя не совсем уверенно. Ей, безусловно,
нравился этот настойчи­вый поклонник, однако она не могла не бояться гнева импе­ратрицы.
Очень скоро ее выручила Чоглокова. Не стесняясь, эта
всегда строгая и безупречная дама откро­венно заявила Екатерине, что “в
интересах престолонасле­дия” ей дозволено выбирать для себя любого из при­ставленных
кавалеров. Бывшая девица Фикс не стала задавать глупых во­просов.
Она сразу поняла, чего от нее ждут, и с открытым сердцем пошла навстречу своей
пер­вой любви.
Двор Елизаветы в очередной раз переезжал из Пе­тербурга
в Москву 14 декабря 1752 г. В свите императрицы вместе с великим князем
находилась и Екатерина Алексе­евна. Потом она вспоминала, что отправилась в
путь “с кое-какими легкими признаками беременности”, что “ехали быстро и днем и
ночью” и что “на последней станции эти признаки исчезли при сильных резях”. Это
был ее первый выкидыш.
В начале 1753 г. в Москву приехал Сергей Салтыков. Теперь он уже реже встречался со своей возлюбленной
и в оправдание жаловался ей, что у него много врагов, имея при этом в виду сто­ронников
канцлера Бестужева. Тогда Екатерина Алексеевна решила, что
их любовь не утратит своих прелестей, если к ней добавить еще и политику. С
этой целью через одного из придворных чиновников она обратилась к Бестужеву с просьбой считать ее в числе
его верных союзников.
До этого отношения между великой княгиней и канцле­ром
были недружественными. По­следний испытывал враж­дебные чувства к Петру
Федоровичу и заодно переносил свою непри­язнь на его супругу. Екатерина
Алексеевна тоже считала Бестужева главным виновником всех
непри­ятностей и затруднений, которые ей приходилось встречать при дворе.
Однако со време­нем обе стороны поняли, что она обоюдно заинтересованы в
дружбе. Проницательный Бестужев давно заметил, насколько
осторожно и умно ведет себя великая княгиня в ее непростых взаимо­отношениях
с мужем и императрицей. Поэтому он охотно принял ее предложение, и скоро
дей­ствительно они стали союзни­ками.
После этого встречи молодых влюбленных продолжа­лись.
Но великой княгине опять не по­везло. Летом 1753 г. во время пребывания двора в
Москве она много танцевала на именинах мужа, в результате произошел второй
выкидыш. Разумеется, это не могло понравиться императ­рице. Поэтому, когда
следующей весной Елизавете сообщили о новой беременности великой княгини, она
посадила ее на карантин.
Екатерина Алексеевна родила 20 сентября 1754 г. сына.
Его назвали Павлом и навсегда за­брали от матери в покои императрицы. На шестой
день младенца окрестили, а вели­кая княгиня была высочайше удостоена
вознаграждения в 100 тыс. руб. Интересно, что сначала Петр
Федо­рович не был отмечен вниманием императрицы, поскольку в дей­ствительности
не имел ника­кого отношения к рождению ребенка. Однако это ставило его в
смешное положение при дворе и давало ему формальный повод высказать свое резкое
неудовольствие. Елизавета очень скоро по­няла свою ошибку и задним числом
приказала выдать племяннику тоже 100 тыс. руб. Что каса­ется
Сергея Салтыкова, дей­ствительного отца новорожденного, то
его присутствие при дворе стало не только излишним, но и весьма нежелатель­ным.
Поэтому через 17 дней после появления на свет младенца его послали сначала в
Швецию, а потом в Дрез­ден, где он проводил время в обществе представительниц
прекрасного пола, не делая из своих похождений секрета для окру­жающих.
Младенца Павла показали матери только через 15 дней после рождения. Потом императрица снова
забрала его в свои апартаменты, где лично заботилась о нем и где, по словам
Екатерины, “вокруг него было множество старых дамушек, которые
бестолковым уходом, вовсе лишенным здравого смысла,
приносили ему несравненно больше телесных и нравственных
страданий, не­жели пользы”. А са­ла княгиня, благополучно
разрешившаяся от бремени, Жила теперь оставлена в
одиночестве, без какого-либо участия и внимания. Ей нездоровилось, она “не
могла и не хо­тела никого видеть, потому что была в горе”. И очень много
читала.
Чтение было одним из любимых занятий Екатерины
Алексеевны - она всегда имела при себе книгу. Сначала ее забавляли
легкие романы, но очень скоро она принялась за серьезную литера­туру, И
если верить ее “Запискам”, у нее хватило ума и терпения одолеть девяти
томную “Исто­рию Германии”. Kappa и многотомный “Словарь Бейля”,
Жизнь знаменитых мужей” Плутарха и “Жизнь Цицеро­на”, “Письма госпожи де
Севилье” и “Анналы Тацита”, произведения Пла­тона, Монтескьё и
Вольтера. Историк С. Ф. Платонов, в частности, писал о ней:
Степень её теоретического развития и образования
напоминает нам силу практического развития Петра Великого. И оба они были
самоучками”.
Только в феврале 1755 г. Екатерина Алексеевна преодо­лела
свою ипохондрию и впервые по­сле родов появилась в обществе. Петр Федорович к
этому времени совсем пере­стал замечать свою жену. Он возмужал и начал
ухаживать за женщинами, проявляя при этом довольно стран­ный вкус: ему больше
нравились некрасивые и недалекие по своему развитию девицы. Сначала он увлекся
принцессой Курляндской, родной дочерью ссыльного Бирона. Некраси­вая, малень­кого роста и слегка горбатая,
эта девица поссорилась с родителями, сбежала от них из Яро­славля, приняла
православную веру и с разрешения императрицы жила при русском дворе. Ве­ликому
князю импонировало в ней немецкое происхождение и знание немецкого языка.
Однако принцесса оказалась умнее своего царственного поклонника и, не
согласившись стать его лю­бовницей, позже вышла замуж за барона Александра
Ивановича Черкасова. Тогда Петр Федоро­вич обратил свое
высокое внимание на Елизавету Воронцову. Девица Елизавета
Романовна при­ходилась племянницей вице-канцлеру М. И. Воронцову. В1749 г. в возрасте
11 лет ее опреде­лили фрейлиной к Екатерине Алексеевне. Иностранцы писали о
ней, что “она ругалась как сол­дат, косила глазами, дурно пахла и плевалась при
разговоре”. Летом 1755 г. в Петербург прибыл английский посланник
Генбюри Вильяме. В его свите находился 23-летний граф
Станислав По­нятовский, человек с красивой внешностью и
поверхностным образованием, уже доста­точно испорченный великосветской жизнью
Парижа, где он веселился с 1753 г. Отец его, между про­чим, в молодости служил
в войсках австрийского принца Евгения. Поддер­живал шведского ко­роля Карла
XII, состоял потом у него адъютантом, участвовал в Полтавской битве и вместе с
Кар­лам XII бежал в Турцию, где отстаивал интересы шведов и способствовал
объявлению тур­ками войны против Рос­сии. Сын унаследовал от отца многие худшие
черты его характера - бес­принципность в политике, распущенность в повседневной
жизни и жажду легких наслаждений.
Очень скоро Понятовский близко
сошелся со Львом Нарышкиным. А тот в начале 1756 г. свел
его с Екатериной Алексеевной. Так начался новый увлекательный роман великой
княгини. И 9 декабря 1758 г. Екатерина Алексе­евна разрешилась вторым ребенком.
Девочку в честь ба­бушки назвали Анной. И снова императрица забрала младенца от
матери в свои покои. Среди своих прибли­женных Петр Федорович сделал по этому
поводу заявле­ние. “Бог знает, сказал, он откуда моя жена берет свою
беременность, я не слишком-то знаю, мой ли это ребенок и должен ли я его
принять на свой счет”. Однако, когда Елизавета по случаю рождения девочки
приказала своему Кабинету выдать ее родителям по 60 тыс. руб., он с боль­шим
удовлетворением принял эту награду.
После падения Бестужева отношения
между импе­ратрицей и Екатериной Алексеевной дос­тигли наибольше­го напряжения.
Вместо Чоглоковых к “молодому двору” был приставлен не
кто-нибудь, а сам шеф Тайной канцеля­рии Александр Шувалов со
своей женой. Великой кня­гине, лишенной после родов какого-либо внимания,
ставили в вину не только ее недоброжела­тельное отношение к свое­му супругу, но
и нелицеприятную дружбу с Бестужевым.
В последние дни масленой недели 1759 г. между
супругами возникла очередная ссора. При этом Петр Федо­рович, уже открыто
объявивший Елизавету Воронцову хозяйкой на своей поло­вине,
стал разговаривать с женой тоном приказа. К тому же среди придворных уже
поползли слухи о том, что скоро Воронцова станет женой
великого князя, а великую княгиню отправят в монастырь.
Екатерина Алексеевна, трезво оценив обстановку, напи­сала
императрице вежливое, но дос­таточно смелое письмо. В нем она благодарила
Елизавету за все ее милости, при­знавала себя несчастной в том, что не сумела
угодить великому князю и императрице, и просила поэтому от­пу­стить ее обратно
домой. Необходимость своего отъезда она мотивировала весьма вескими ар­гументами:
она совсем не нужна великому князю; поскольку у нее забрали ее детей и воспита­ние
их находится в более надежных руках, ее отъезд не отразится на их дальнейшей
судьбе; она больше не в силах оставаться в той нездоровой обстановке, которая
сложилась вокруг нее при дворе; ее отъезд успокоит всех ее недоброжелателей и
освободит императрицу от лишних не­приятностей.
Разумеется, Екатерина Алексеевна не была столь на­ивна,
чтобы действительно стремиться к выезду из России. Она хорошо знала, что
Елизавета уже давно не может выносить своего пле­мянника и что она никогда не
решится на расторжение его брака ради глупой девицы Воронцо­вой.
Этим хорошо рассчитанным актом великая княгиня надея­лась упрочить свое
положение при дворе. И это ей вполне удалось.
Разговор Елизаветы с Екатериной Алексеевной про­исходил
в третьем часу ночи в присутст­вии Петра Федоро­вича и Александра Шувалова. Иван Шувалов тоже нахо­дился
в это время в по­коях императрицы за ширмой. Сначала Елизавета вела себя очень
строго - в голосе ее звучали гнев и нетерпение. Но учтивые и в то же время
довольно смелые и точные ответы собеседницы постепенно обезоружили ее.
Неприятный разговор между женщинами закончился растроган­ными
слезами. Потом великой княги­не передали слова Елизаветы, сказанные ею
своим близким о невестке: “Она любит правду и справедливость; это очень умная
женщина, но мой племянник - дурак”.
К концу царствования Елизаветы Петровны ее пле­мянник
окончательно потерял уважение многих окружаю­щих и возбудил к себе острое
недовольство большинства русских. Напротив, Екатерину Алексеевну стали уважать
даже ее противники. Вокруг нее образовался многочислен­ный круг приверженцев из
русских, среди которых были не только гвардейские офицеры и дво­ряне средней
руки, но и влиятельные вельможи, стоявшие близко к императрице.
Сама Елизавета понимала свою ошибку с назначением преемника трона, но она упустила время и теперь,
когда ее здоровье было серьезно подорвано, так и не смогла решить по-другому
проблему престолонаследия. Когда 25 декабря 1761 г. она скончалась в возрасте
52 лет, Петр Федорович был провозглашен русским императором (1761-1762).
Список используемой литературы:
1)
Заичкин И.
А., Почкаев И.Н. – Русская история I и II книги.
2)
С. Ф. Платонов "Лекции по русской истории".
3)
Журнал "Родина" номер 1 за 1993год.

      ©2010