История Спасской Башни Кремля
СПАССКАЯ БАШHЯ
Бьют часы Кpемлевской башни... Песня.
Существовал обычай освященный веками, - пpиходить в
Кpемль чеpез воpота Спасской башни с обнаженной головой. Hаpушителя-зеваку или
несмышленого пpиезжего наpод наказывал немедленно, заставляя пятьдесят pаз
поклониться башне. Столетиями складывалось и постепенно стало воспpиниматься
как нечто само собой pазумеющееся пpедставление о том, что Спасские воpота -
главный, паpадный вход-въезд в Кpемль, одно из главенствующих сооpужений на
Кpасной площади. В начале пpошлого века английский путешественник Эдвард Даниел
Кларк издал книгу, в которой приводится следующий эпизод. Узнав, что перед
Спасскими воротами надо снимать шапку, он решил притворить незнающим и пошел в
Кремль в головном уборе. Кларка окликнул часовой, но путешественник сделал вид,
что не понимает смысла возгласа. Впрочем, предоставим слово Кларку, пишущему о
себе в третьем лице:"Повстречался ему крестьянин, идущий с непокрытой
головой; увидев его в шапке, с громким выражением негодования собрал часовых и
народ. Те, схватив его, очень быстро научили, как в будущем надо проходить
Ворота".
Новое время сделало Спасскую башню всесветно знаменитой.
Спасская башня - олицетворение Кремля да и всей
Москвы. Бой Курантов, установленных на башне, радиоволны разносят по всей
планете. Именно эти часы назвал Ленин "главными часами государства".
На протяжении столетий Спасская - свидетельница, а нередко и непосредственная
участница памятных событий, и кто только не проходил через ее исторические ворота,
видавшие самые разнообразные общегосударственные и общенародные торжества!
Летопись отметила, что через этот парадный ход (при особо торжественных
церемониях устилали красным бархатом) возвратился из Новгорода Иван III,
неутомимый строитель кpемля и собиратель земель. Его появление под сводами
башни пятьсот лет назад знаменовало вхождение Новгорода в Московию. Здесь же
прошел Иван Грозный после падения Казани. Ворота помнят тех, чьи имена срослись
с Кремлем: государственных художников - от Андрея Рублева до Павла Корина,
поэтов
- от Симеона Полоцкого и Михаила Ломоносова до Пушкина и Есенина...
Список может быть умножен. Башня помнит и ханских баскаков, являвшихся за
данью, и римских легатов, тщившихся латинизировать Московию, и Лжедмитрия с
Мариною Мнишек, и Наполеона с маршалами. Она запомнила Федора Шаляпина и
Максима Горького и многих, многих других...
Бросим несколько снопов-лучей в летописную даль. Что
схватывает глаз в летописных сумерках?
Сначала совсем почти темно, и нам неведомы
подробности, живописующие дубовый детинец Ивана Коляты. Hо в белокаменном
Кpемле Дмитpия Донского были железные Фpоловские воpота (Спасскими их стали
называть гоpаздо позднее). Как они выглядели, мы можем лишь догадываться, ибо
луч осветил только одну деталь. Hа воpотах стояли фигуpы, котоpые "pезал в
камени" Василий Ермолин, современник Ивана III. Одна изображала Дмитрия
Солунского, покровителя великого князя, а другая - герб города Москвы:
всадника ("ездца", как тогда говорили), которого гораздо позднее
стали оттождествлять с Георгием Победоносцем. Надо сказать, что на московском
небосводе Василий Ермолин был звездой первой величины и его имя сроднилось с
наиболее ценными творениями зодчества и каменной скульптуры, в том числе с
Фроловской стрельницей и кремлевскими стенами, которые он возобновил в 1462
году. Богатый купец и подрядчик, он возглавлял артель зодчих и резчиков,
обновлявших Кремль.
Москва времен Ивана III была достаточно именита и
богата, чтобы приглашать итальянских зодчих, слывших - и являвшихся на самом
деле - лучшими строителями в Европе. В этом смысле Москва следовала примеру
Кракова, Праги, Дубровника, северонемецких городов, Парижа и Лондона. До наших
дней сохранилась надпись на русском и латинском языках, вырезанная в камне над
аркой главных ворот Кремля: "Иоанн Васильевич, Божией милостью великий
князь Владимирский, Московский, Новгородский, Тверской, Псковский, Вятский.
Угорский, Пермский, Болгарский и иных и всея России государь, в лето 30
государствования своего сии башни повелел построить, а делал Петр Антоний
Солари, медиоланец, в лето от воплощения господня 1491".
Башня, состоящая из десяти этажей, простояв без малого
полтысячи лет, конечно, претерпел различные добавления, но основной
архитектурный ее облик, приданный миланским зодчим, остался без изменения. Под
северным небом, на далекой северо-восточной окраине Европы, возникло
фортификационное и парадное сооружение, отдаленно напоминающее башни замков в
Милане. Надо сказать, что итальянские мастера, работая в Кремле, проявили
большое художественное чутье, объеденив естественным образом привычные им
архитектурные представления с традициями русского деревянного и каменного
зодчества. Кроме того, Солари успешно решил и военную задачу, поставленную
перед ним. Башня - не только сказочно прекрасный пролог для вступающего в
Кремль, но и грозное оборонительное сооружение, готовое всегда встретить
противника. Если враг прорвался в башню, то внезапно опускалась кованая
решетка,отрезавшая и преграждавшая путь,- Москве не раз довелось увидеть ее в
деле.
Пюетро Антонио Солари - его летописцы уважительно
величали архитектоном - много потрудился над созданием нового Кремля. Он
возводил стену от площади до Неглинной, поставил башни у Боровицких и
Константино-Еленинских ворот, а также вместе с Марко Руффо - Никольскую и
Собакину (ныне ее зовут Арсенальной) башни.
Почему назывались
ворота Фроловскими?
Фрола, небесного покровителя лошадей, Русь почитала
усердно. Конь был пахарем и воином. Без коня были не мыслимы ни работы в поле
или в лесу, ни один поход, ни одна охота. По всей вероятности, в
непосредственной близости, в Большом посаде, окружавшем крепость, стояла
церковь Фрола, к ней и шла дорога от ворот.
Над воротами "для часового боя" под башенкой
висел колокол, а при нем находился часовник-мастер. Так башня в далекие времена
начала отсчитывать московское время.
Когда установили первые башенные часы, мы не знаем. Но
дата появления первых часов в Кремле известна. В 1404 году на дворе великого
князя Василия I, старшего сына Дмитрия Донского, стал ударять в колокол молот,
отсчитывая часы дневные и ночные. Всего скорее, часы на воротах появились
после сооружения главного входа, но первое упоминание о них относится только к
восьмидесятым годам шестнадцатого века. Точнее, речь шла о плате часовщикам,
которых вознаграждали не только часами, но и сукном.
Башня вошла в народные сказания. Долго помнилось. как
золотоордынский хан силился взломать оборону, а убедившись в крепости
кремлевских стен, пошел на вероломство, заманив хитростью-обманом воеводу и
храбрецов к себе, и обрек город на полный разгром и погибель. Средневековье
стремилось в бытовых происшествиях видеть вещие предметы и предсказания. Когда
убитый Лжедмитрий был вы волочен на Лобное место, гласит сказ, рухнул верх
башни.
После Смуты, принесшей Кремлю неисчислимые
повреждения, стрельница была надстроена, увенчана пирамидной башней с часами,
замыкавшимися на железный запор. Кроме того, украсили ворота высеченными из
камня изваяниями. Это было неслыханным новшеством. На четырех "каменных
болванов", поставленных по углам - красоты ради,- надели разноцветные
суконные одежды, чтобы "дать им вид живых людей". В 1645 году из
Вятки в Москву была перенесена икона Спаса, ее встретили царь Алексей
Михайлович и его приближенные, И с этого времени башня стала именоваться
Спасскою. Пред этим Кирилл Самойлов отлил для часов новые колокола, а сложный
механизм оборудовали устюжские мастера под присмотром Христофора Головея,
прибывшего из "аглицкой земли". Часы указывали время и играли
колоколами. Для этих часов соорудили каменный верх, существующий и ныне. Работу
вел Бажен Огуpцев со своими содpугами-каменщиками. Хpистофоpа Головея так
высоко ценили, что платили ему кpоме жалования сеpебpом, атласом, соболями.
Путешественник Павел Аллепский, пpибывший в Москву из
Антиохии, так писал о встрече со Спасской башней: "Над воротами
возвышается громадная башня, высоко возведенная на прочных основаниях, где
находились чудесные городские железные часы, знаменитые во всем свете по своей
красоте и устройству и по громкому звуку своего большого колокола, который
слышен был не только во всем городе, но и в окрестных деревнях, более чем на 10
верст... По зависти дьявола загорелись деревянные брусья, что внутри часов, и
ось башни была охвачена пламенем вместе с часами,колоколами и всеми их принадлежностями,
которые при падении разрушили своею тяжестью два свода... И когда взоры царя
упали издали на эту прекрасную сгоревшую башню, коей украшения и флюгера были
обезображены, он пролил обильные слезы".
Башню и головеевские часы, конечно, восстановили.
Примечательно, что циферблат был покрыт лазоревой краской, изображавшей
небосвод со звездами, Солнцем и Луной. Двигались не стрелки, а пятиметровый
циферблат, представлявший круг-колесо. Неподвижная стрелка являла собой
голубой неподвижный луч... Время от времени часы чинили и промывали. На башне
был установлен "долгий ящик" - в него опускались жалобы-челобитные,
которые затем передавались в государевы палаты. Во времена Алексея Михайловича
подъячим строго-настрого запрещалось въезжать в Спасские ворота на лошадях - в
Кремль должно было идти пешком. Когда же появились часы на Троицкой башне,
возникли споры и соперничество: чье время точнее? Сохранилась челобитная
мастера Троицкой башни, писавшего, что вдова часовщика плохо следит за временем
на Спасской.
Петр Первый, любивший новшества, заказал башенные часы
в Голландии, "притом с колокольнею игрою и танцами, против манера (по
подобию), каковы в Амстердаме". Дело оказалось хлопотливым. Часы с
12-часовым счетом - на корабле сначала прибыли в Архандельск. Потом их
привезли в Москву и сгрузили в Немецкой слободе, во дворе Франца Лефорта,
адмирала, петровского любимца. Потребовалось четыре года, чтобы установить часы
на Спасской башне. Как о величайшем достижении Еким Гарнов, ладивший "колокольную
музыку в 33 колокола", доносил, что его "радением часы приходят к
окончанию". Наибольшее затруднение вышло из-за того, что бой и музыка не
совпадали. Радости не было предела, когда Спасская башня запела часовой
колокольной музыкой.
Незабываемая страница связана с "грозой
двенадцатого года". Байрон, никогда не бывавший в Москве, представлял
Наполеона на фоне северных экзотических сооружения, внушенных, очевидно,
каким-либо кремлевским пейзажем, увиденным на английской гравюре: "Вот
башни полудикие Москвы//Перед тобой из серебра и злата//Блестят на солнце, но,
увы,//То солнце твоего заката". Спасскую башню, как и весь Кремль, в конце
концов озарило не солнце, а пожар Москвы. Наполеон хотел оставить на приречном
холме лишь груду взорванных камней. К счастью, адский замысел - он должен был
быть осуществлен в ночь на 11 октября - не удался. Очевидцы считали: Спасская
башня не взлетела на воздух только потому, что пламя горевшего шнура было
погашено проливным московским дождем.
На снимках семнадцатого года Спасская башня выглядит
полуразрушенной. Но впереди - преддверие новой славы. Кремлевские куранты
зазвучали на весь мир. В предвоенные годы в праздничные дни возник обычай
украшать древние стены кумачем, огнями-транспарантами.
С появлением на красной площади ленинского Мавзолея от
Спасских ворот к гробнице строевым шагом в положенное время проходили часовые
роты почетного караула.
Спасская башня навсегда запомнила Георгия
Константиновича Жукова и других славных маршалов, генералов и военачальников -
участников Парада Победы в сорок пятом, незабываемом году. Сразу после войны в
московском небе вновь загорелись кремлевские звезды.
Когда в далеком путешествии, находясь в стодевятом
царстве-государстве, куда и долететь можно только на ковре-самолете, включаешь
приемник, и вездесущие радиоволны доносят бой кремлевских курантов, как теплеет
сердце
- Москва шлет привет
каждому из нас голосом вечной Спасской башни.
|
