Восточная и Западная цивилизации - (реферат)
Дата добавления: март 2006г.
Сыктывкарский государственный университет Центр гуманитарного образования Кафедра философии и культурологии Дисциплина: Философия РЕФЕРАТ Восточная и Западная Цивилизации Выполнил: Мышкин Константин, студент 121 гр. Проверил: Пестова Галина Алексеевна Сыктывкар 2001 СОДЕРЖАНИЕ Введение 3 1. Роль понятия цивилизации в познании общества 4 2. Запад – Восток – Россия: цивилизационные типы. 15 Заключение 27 Литература 28 ВВЕДЕНИЕ
Исследователи с давних времён пытались объяснить понятие “цивилизация” и “культура”. Многие исследователи решали проблему связи цивилизации и культуры. Создавались типы, концепции, теории и т. д. , посвящённые проблемам цивилизации и культуры. Одни такие теории и концепции сменяли другие на протяжении не одного века, и это происходит и по сегодняшний день. Каждый из таких исследователей, которые вложили свой вклад в понятие истинного значения“цивилизации” и “культуры”, давали свою оценку, опираясь на знания того времени, в котором они жили. Но всё изменяется и не всему можно дать единственное определение, которое подходило бы под многие века. Многие исследователи сходятся в том, что цивилизация представляет собой внешний по отношению к человеку мир, воздействующий на него и противостоящий ему, в то время как культура является внутренним достоянием человека, раскрывая меру его развития и являясь символом его духовного богатства. Вместе с тем надо согласиться, что цивилизация по отношению к человеку является внешним миром. Однако при этом не следует противопоставлять понятия“цивилизация” и “культура”, ибо культура как надындивидуальная реальность также является внешней. В основном большинство учёных занимающихся проблемами цивилизации, разделяют её на два цивилизационных типа: Восточный и Западный. Интерес на Западе к Востоку возник вXVI — XVII вв. , тогда исследователи обратили внимание на существенные различия между регионами в политическом устройстве и ценностных ориентациях людей. При непосредственном столкновении двух типов цивилизационного развития, восточного и западного, можно обнаружить как различие так и сходство этих двух типов. Ещё одним не мало важным вопросом является цивилизационный тип России. Её территория расположена как на Востоке так и на Западе. В её многонациональной культуре присутствуют черты восточных и западных культур. По многим параметрам сравнения цивилизационных типов Россия находится по середине между Востоком и Западом. Вследствие этих причин некоторые учёные даже выделяют особый цивилизационный тип присущий только России. В данном реферате я попытаюсь кратко раскрыть наиболее известные теории и концепции и показать их положительные и отрицательные стороны. Сравнить цивилизационные типы Востока и Запада, а также понять к какому же всё-таки цивилизационному типу отнести Россию.
1. РОЛЬ ПОНЯТИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ В ПОЗНАНИИ ОБЩЕСТВА
Понятие “цивилизация”первоначально появилось во французском языке в середине 18 в. в русле теории прогресса употреблялось только в единственном числе. В частности, просветители называли цивилизацией идеальное общество, основанное на разуме и справедливости. Кризис прогрессистских иллюзий просветителей, богатый этно–исторический материал, полученный в “эпоху путешествий”и обнаруживший огромное разнообразие нравов, и культур вне Европы, привели к тому, что в начале 19 в. Возникла“этнографическая концепция цивилизаций”, в основу которой было положено представление о том, что у каждого народа – своя цивилизация. В целом во второй половине 18 – начале 19 вв. утвердилось три подхода к пониманию “цивилизации”: унитарный (цивилизация как идеал прогрессивного развития человечества как единого целого); стадиальный (цивилизация как этапы прогрессивного развития человечества как единого целого); локально –исторический (цивилизация как качественно различные уникальные этнические или исторические общественные образования). В это время Ф. Гизо, заложивший основы “этно – исторической концепции цивилизаций”, предпринял также попытку разрешить противоречие между идеей прогресса единого рода человеческого и реалиями культурно–исторического многообразия народов. Он считал, что, с одной стороны, существуют локальные цивилизации, а, с другой, – над ними есть ещё и Цивилизация как прогресс человеческого общества в целом. Однако дальнейшие попытки разрешить противоречие завершились утверждением в европейской философско– исторической мысли методологии однолинейного прогрессизма. Согласно этой методологии в истории действуют силы и законы, имеющие универсальный характер, а национальные истории являются лишь частным случаем их проявления. Мировая история стала рассматриваться как процесс перехода из одного состояния в другое, более развитое и совершенное. Отдельные народы в своей истории– быстрее или медленнее –идут по одной линии прогресса, и поэтому более продвинутые европейские страны как бы задают цель и идеал общественного развития вообще. В рамках этой методологии появились концепции “исторических” и “неисторических” народов; закон “трех стадий развития нравственности” (семья, гражданское общество и государство) Гегеля; закон “трёх стадий эволюции мысли” (теологическая, метафизическая, позитивная) Конта; теория “общественно – экономических формаций” Маркса. В условиях господства в европейской традиции различного рода философско– универсалистских концепций истории человечества идея уникальности культурно –исторического развития народов теплилась лишь в рамках романтической историографии. Поэтому появление в 1869 году работы Н. Данилевского“Россия и Европа”, посвящённой проблемам зарождения и развития Российской цивилизации, было явным диссонансом в ряду аналогичных исследований. Н. Данилевский отрицал существование “человечества” как целого, как “единой цивилизации”, признавая реальным субъектом исторического процесса лишь отдельные “культурно – исторические типы”, народы с их самобытными цивилизациями, не подлежащими передаче и заимствованию. (В этом смысле идеи Н. Данилевского оказались созвучными теоретическим построениям Рюккерта и Риля, немецких историков романтической школы середины 19 в. ) Культурно –исторические типы, находясь в непрерывной борьбе друг с другом и внешней средой, проходят определённые стадии: от этнографического состояния к государственному и от государственного к цивилизованному. Ход истории выражается в смене вытесняющих друг друга культурно–исторических типов, среди которых наиболее перспективным Данилевским был назван противостоящий культурам Запада– “славянский тип”, полнее всего выраженный в русском народе. Концепция культурно – исторических типов Данилевского, воспринятая первоначально как “литературный курьёз”(В. Соловьёв), восхитила в определённой мере идеи немецкого философа культуры О. Шпенглера, с именем которого связывают появление в 20–30 гг. 20 в. устойчивого интереса к локальным цивилизациям. В работе “Закат Европы” (1918–1922 гг. ), критикуя основные постулаты западноевропейской исторической науки – европоцентризм, панлогизм, историзм, “линейный” прогрессизм, – Шпенглер сформулировал теорию культурно –исторического круговорота, которая постулировала цикличность развития множества разрозненных, но равноценных по уровню достигнутой зрелости культурных миров. Выделив в развитии культурно–исторических миров три стадии: юность (мифосимволическая, ранняя культура), расцвет (метафизико-религиозная высокая культура) и упадок (поздняя окостеневшая культура), Шпенглер считал, что последняя переходит в цивилизацию. Поэтому цивилизации везде обладают одними и теми же признаками: они есть симптом и выражение отмирания целого культурного мира как организма, затухания одушевляющей его культуры, возврат в“небытие” культуры, этнический хаос, не порождавший более культурной индивидуальности. В научном этосе термин “цивилизация”прочно связан с именем А. Дж. Тойнби, который, работая над всеобщей историей развития человеческой культуры, создал уникальный в своём роде 10-томный труд 'A Study of history' (1934-1955). На философско-исторических взглядах Тойнби сказалось влияние, с одной стороны, интуитивистской философии А. Бергсона, его трактовки движущей силы истории как непрерывного стремления (“прометеевского порыва”) человеческого разума к слиянию с трансцендентным Универсумом, с другой стороны, - теория исторического круговорота О. Шпенглера, концепция о повторяемости “ритмов” истории как циклов развития цивилизации. Цивилизацию Тойнби рассматривал в качестве “умопостигаемого поля исторического исследования”, как систему, обособленность которой определяется значимостью связей между её элементами. Цивилизации зарождаются по мнению Тойнби, в результате поиска адекватных Ответов на Вызовы, которые предъявляются людям либо природой (стимулы“бесплодной земли” и “новой земли”), либо человеческим окружением (стимулы “удара” и “давления”). Новая цивилизация при этом может возникнуть двумя путями. Во-первых, непосредственно из примитивного общества путём качественного изменения его структуры в результате выделения из общей массы некоторого творческого меньшинства (элиты), берущего на себя формирования Ответа и разработку новых методов и направлений социальной активности при помощи механизмов мимесиса. (Мимесис– социальное подражание, “приобщение через имитацию к социальным ценностям”). Во-вторых, из цивилизации на основе использования достижений генетически предшествующей цивилизации. При этом Тойнби считал, что в качестве передатчика“генетической” информации особенно часто выступают конфессиональные институты. Предложенное Тойнби понимание цивилизаций как систем, различающихся определённым типом связей, вызвало серьёзные сомнения по поводу реальности существования самого феномена. Из теории известно, что выделение систем по типу их связей мало, что даёт для определения их реального статуса, ибо любая характеристика связей (по выраженности, силе, значимости) неизбежно является субъективной. Поэтому возник вопрос, не являются ли“цивилизации” Тойнби лишь мыслительными конструкциями. С позиций герменевтики, идеи которой получили широкое распространение в современной исторической науке, сочетание рациональных и интуитивных методов познания у Тойнби также выглядит не недостатком, а, наоборот преимуществом. В частности, отмечая эвристическую ценность в историческом познании“мифотворческого” и “эстетического” соображения, Г. Гадамер подчеркивал, что верифицируемое “расколдовывание”действительности смогло бы однозначно выразить смысл истории, если бы расколдованный разум сам распоряжался собой и реализовал бы себя в абсолютном самоопределении. Фактически разум является сам зависимым от выходящих за его пределы экономических, общественных и государственных сил. Если Тойнби занимался конкретно-историческим изучением мировых цивилизаций, то в эти же годы польский философ Ф. Конечны предпринял попытку создать“науку о цивилизации”. В работе “О множественности цивилизаций”(1935 г. ) он писал, что от истории цивилизаций надо отличать теорию цивилизации. Содержание истории цивилизаций — изучение их борьбы и развития, глазная проблема “науки о цивилизации” — происхождение и природа их многообразия. Ф. Конечны считал, что цивилизация — это “особая форма организации коллективности людей”, “метод устройства коллективной жизни”. Цивилизация — это социальная целостность, внутренняя жизнь которой определяется двумя фундаментальными категориями — блага (морали) и истины, а внешняя —здоровья и благополучия. Кроме того, жизнь цивилизации основывается на категории красоты. Конфигурация этих категорий обусловливает своеобразие цивилизаций и их множественность. Однако ни концепция культурно-исторических миров Шпенглера, ни “наука о цивилизации” Конечны, ни методология исследования цивилизаций Тойнби в силу их умозрительности не получили широкого распространения в западной историографии. Это дало основание одному из видных социологов XX столетия П. Сорокину посетовать в середине 60-х гг. на то, что наука ещё недостаточно изучает обширные целостные системы, называемые“цивилизациями”, “высокими культурами” или “основными культурно-историческими типами”. Во второй половине XX в. в порядке реакции на тотально –универсалистское и вестернизированное изображение мира в концепциях модернизации и развития произошло как бы новое — после работ В. Данилевского, О. Шпенглера, А. Тойнби — рождение понятия “цивилизация”. В настоящее время эта категория стала центральной в системе социогуманитарных представлениях о современном мире и его истории. В содержательно-методологическом плане можно выделить несколько подходов в интерпретации понятия "цивилизация'': культурологический, социологический, этнопсихологический, географический. В рамках культурологического подходаМ. Вебер, и за ним А. Тойнби рассматривали цивилизацию как особый социокультурный феномен, ограниченный определёнными пространственно–временными рамками, основу которого составляет религия. А. Тойнби указывал также и на четко выраженные параметры технологического развития. Некоторые исследователи под цивилизацией понимают не только совокупность отношений между людьми одной конфессии, но и между индивидом и государством, “сакрализованные религиозной или идеологической доктриной, которая обеспечивает стабильность и длительность в историческом времени фундаментальных нормативов индивидуального и общественного поведения”. Э. Тайлор считал, что цивилизация, или культура, “в широком этнографическом смысле слагается в своем целом из знания, верований, искусства, нравственности, законов, обычаев и некоторых других способностей и привычек, усвоенных человеком как членом общества”. Ряд ученых, оставаясь в пределах культурологического подхода, выносят цивилизацию за пределы ее социокультурного основания. Они адресуют понятие“цивилизация” только тем социокультурным образованиям, которые обладают творческой способностью вырабатывать универсальные символы. В частности, В. Каволис связывает понятие “цивилизация” со способностью данной культурной системы к коммуникации, усвоению и толкованию всеобщих идиом и значений. Поэтому он предлагает положить в основу определения конкретной цивилизации не ее социокультурный код, как это обычно делается, а принцип“соотнесенности” присущих ей всеобщих представлений и значений. При этом, с одной стороны, В. Каволис подчеркивает, что отдельные цивилизации вырабатывают собственные оценки этих универсалий (например, свободы, прав человека, власти и т. д. ) и выражают таковые через призмы своих ценностей и исторического опыта. С другой стороны, он признает наличие глобальной конфигурации этих универсально – символических форм и даже глобального сознания. В русле социологического подхода особый интерес представляет концепция цивилизаций Д. Уилкинса, который отвергает понимание цивилизации как социума, характеризующегося однородной культурой. Он считает, что культурная гомогенность не является признаком цивилизации — она может быть вполне и разнородной. Критикуя критерий культурной гомогенности и введя принципы “связанности” и “конфликтности”, Д. Уилкинс понятие “цивилизация”употребляет как синоним социального образования, имеющего общий временной и пространственный ареал и кристаллизующийся вокруг городских центров благодаря действию механизмов их связей, в первую очередь социально-политических. Такое образование базируется на отношениях и сотрудничества, и конфликтности, включая воины, неравенство, эксплуатацию и др. С позиции этнопсихологического подхода Л. Гумилев связывал понятие цивилизации с особенностями этнической истории. Иногда цивилизационный критерии усматривают в специфике культуры и психологии того или иного народа. При таком понимании цивилизации она по существу отождествляется с национальным характером. Представители географического детерминизма считают, что решающее воздействие на характер цивилизации оказывают географическая среда существования того или иного народа, которая влияет прежде всего на формы кооперации людей, постепенно изменяющих природу (Л. Мечников). Однако в целом, особенно в отечественной литературе, преобладает культурологический подход к определению понятия “цивилизация”. В большинстве словарей термин “цивилизация” интерпретируется как синониm понятия культура. В широком смысле под цивилизацией подразумевают совокупность материальных и духовных достижений общества и его историческом развитии, в узком смысле -только материальную культуру. Многие учёные склоняются к тому, чтобы определять цивилизацию “как социокультурную общность, обладающую качественной спецификой”, как “целостное конкретно-историческое образование, отличающееся характером своего отношения к миру природы и внутренним особенностям самобытной культуры”. Иногда к культурологическим характеристикам добавляют политические, экономические и психологические и цивилизацию рассматривают как“сообщество людей, объединённое основополагающими духовными ценностями и идеалами, имеющее устойчивые особые черты в социально–политической организации, культуре, экономике и психологическое чувство принадлежности к этому обществу”. В связи с этим надо отметить, что ещё в 20 в. прежде всего в странах германского языка, культура противопоставлялась понятию “цивилизация”. Так, уже у Канта намечается различие между этими понятиями. О. Шпенглер прямо противопоставлял цивилизацию, как совокупность технико-механических элементов, культуре, как царству органически– жизненного. Поэтому Шпенглер считал, "то цивилизация является заключительным этапом развития любой культуры, для которого характерны высокий уровень научных и технических достижений и упадок искусства и литературы. Многие исследователи сходятся в том, что цивилизация представляет собой внешний по отношению к человеку мир, воздействующий на него и противостоящий ему, в то время как культура является внутренним достоянием человека, раскрывая меру его развития и являясь символом его духовного богатства. Такое утверждение вполне уместно только в рамках деятельностного подхода к пониманию культуры как внутренней интерпретации жизнедеятельности человека, ее духовного кода. Однако при ценностном подходе к культуре, при котором она интерпретируется как нормативно – ценностное пространство бытия той или иной социальной общности, такое противопоставление культуры и цивилизации выглядит не обоснованным. Вместе с тем надо согласиться, что цивилизация по отношению к человеку является внешним миром. Однако при этом не следует противопоставлять понятия“цивилизация” и “культура”, ибо культура как надындивидуальная реальность также является внешней. Во второй половине XX столетия в рамках той отрасли знания, которая получила на Западе название “civilizational studies”, сложилось несколько направлений. Одно из них продолжает основываться на представлении о цивилизациях как локально-исторических образованиях, сущность которых сводится к специфике социокультурного кода. Сторонники этого направления считают, что не стоит преувеличивать значимость унификации мира па базе западной экономической системы, ибо эта унификация не затронула главного — духовного кода жизнедеятельности людей. Попытки механической трансплантации экономических и политических институтов в иную социокультурную среду заканчивались, как правило, их отторжением, и, наоборот, они становились эффективным средством решения проблем развития, если вписывались в“горизонт”культурных ожиданий, соответствуя национальному культурному архетипу и менталитету. Большое влияние на исследование цивилизаций в этом русле оказала современная глобалистика, прежде всего взгляды сторонников “миросистемной перспективы” И. Валлерстайн и глобальной культурологии М. Фезерстоуна. При этом наблюдается сближение цивилизационного и глобалистского подходов на основе того, что современным“цивилизионщикам” тезис о “единстве мировой цивилизации” уже не кажется “ложной концепцией”, а “глобалистами”мироцелостность уже не рассматривается сквозь призму европоцентристского, рационально– западного видения мира. В рамках новой версии цивилизационного подхода современный мир рассматривается какмногозначность цивилизаций, но сами при этом становятся цивилизации возможными лишь как “встреча цивилизаций”, как диалог на базе всеобщих символических форм. Некоторые исследователи, в частности Б. Нельсон, вообще рассматривают современные цивилизации как вызовы глобальным императивам. Такая коммуникационно-герменевтическая трактовка цивилизаций намечает преодоление атомистского к ним подхода, при котором цивилизации представляются в виде дискретных социокультурных единиц. Новое в такой трактовке понятия“цивилизация”состоит в том, что одновременно реализуется и цивилизационный, и мироцелостный подходы, признается социокультурная специфика цивилизаций и сохраняется экуменистское видение мира, устанавливается взаимосвязь цивилизаций с глобализмом через посредство универсально-символических форм. Вместе с тем представители данного подхода продолжают подчеркивать и возрастающее значение социетальных, этнических, культурных и цивилизационных различий в современном мире и то, что идеи глобальности охватывают еще очень узкую часть населения планеты. Поэтому массы воспринимают и осмысливают универсальные выражения и значения через призму своих цивилизаций и исторического опыта, противопоставляя свои ценности и языки“семиотическому империализму”универсальной или глобальной культуры. Западная, исламская, индийская, китайская и другие цивилизации продолжают сохранять свою жизненную силу, ибо они служат основой для самовыражения масс населения, для выработки соответствующего нормативно-ценностного пространства их бытия. Понятие “цивилизация”в такой интерпретации может быть использовано лишь для описания современного мира, в котором взаимодействие цивилизации является устойчивой и доминирующей тенденцией, где уже нет“чистых”цивилизационных образований и сохранение их идентичности выглядит достаточно проблематично. Сближение цивилизационного и глобалистского подхода в понимании феномена мироцелостности, новации в интерпретации понятия“цивилизация”под влиянием современных глобалистских концепций сопряжены прежде всего с дискуссией по проблемамглобальной культуры. Сторонники концепции, абсолютизирующей интеграционные тенденции, делают вывод о том, что глобальное взаимодействие культур ведет к становлению и глобальной культурной ойкумены. Так, Н. Моисеев прогнозирует появление в XXIв. единой планетарной цивилизации с новой шкалой общечеловеческих ценностей и даже коллективным общепланетарным Разумом, Памятью и Духовным миром. Согласно другой точке зрения, единая культура невозможна, поэтому и в условиях процесса глобализации сохраняется устойчивое культурное разнообразие мира. В частности, Э. Баталов считает, что возникнет метацивилизация, которая выступит лишь в качестве, цивилизационно–культурного “общего знаменателя”, не поглощающего и не вытесняющего национальные, региональные цивилизации, но скорее надстраивающегося над ними. Проблемы, глобального взаимодействия культур оказались неразрешимыми в рамках традиционной культурологии в силу присущего ей дихотомного мышления с его оппозициями: "интеграция — дезинтеграция, гомогенность — гетерогенность, глобализация —локализация. Поэтому, как заметил ведущий теоретик глобальной культурологии М. Фезерстоун, “фокус (познания) на планету предполагает необходимость нового уровня концептуализации”. Такой уровень задается, с одной стороны, современными теориями “культурного плюрализма”, с другой, - концепциями глобализма. С точки зрения теории “культурного плюрализма” культура рассматривается как связующее звено между странами, регионами, цивилизациями. Поэтому понимание и уважение культурных ценностей и традиций народов — это не вопрос чистой эрудиции, a непременное условие гармонического развития мира. Основу теории “культурного плюрализма”составляет идея солидарности как признание неустранимости культурных различий и как отказ от всякой иерархии культур. Техническая экспансия западной цивилизации, создавая растущее единообразие, постоянно наталкивается на культуру неевропейских народов и цивилизаций, что неизбежно порождает проблему выработки моделей эндогенного их развития и осознания необходимости культурного плюрализма как основного его условия. Глобализация реализовывалась самыми различными механизмами – империями, торговыми компаниями, различными идеологиями, что и создавало различные конфигурации мироцелостности. При этом процесс глобализации прошел несколько стадии: 1) середина XV – середина XVIII вв. – “зарождение”;
2) середина XVIII в. –1870 г. – “начало”; 3) 1870 г. – середина XX в. – “рывок”; 4) с середины XX в. – “ситуация неопределенности”.
На первой стадии распад традиционных транснациональных образований привел к складыванию национальных общностей. На второй становление однородных национальных государств сопровождалось выработкой норм международных отношений, концепций индивидуального гражданства. На третьей стадии не западные общества стали входить в “мировое сообщество”, а национальные общества приспосабливаться к глобальным “обстоятельствам”. Ситуация неопределенности; сложившаяся после скончания “холодной войны” и краха биполярности мира, характеризуется озабоченностью проблемами выживания человечества, многоэтничности и многокультурности, мирового“гражданского общества” и мирового гражданства. Цивилизационный подход нашел широкое применение в исследованиях по исторической и культурно-исторической типологии. При этом можно выделятьтира подхода в интерпретации понятия “цивилизация”, локально–исторический, историко-стадиальный и всемирно-исторический. Среди сторонников локально-исторического подхода нет единства в вопросе о том, сколько было цивилизации и прошлом и сколько существует их в настоящее время. Н. Данилевский выделял (в хронологическом порядке) следующие цивилизации, или культурно–исторические типы: египетскую, ассирийско-вавилоно-финикийскую, индийскую, иранскую, еврейскую, греческую, римскую, аравийскую, германо–романскую (европейскую) и славянскую. О. Шпенглер рассматривал такие культурно-исторические миры: египетский, индийский, вавилонский, китайский, греко-римский (аполлоновский), майя и западноевропейский (фаустовский). У А. Тойнби в предварительной классификации насчитывается ряд обществ одного вида, которые, как пишет историк, “принято называть цивилизациями”: египетское, андское, китайское, минойское, шумерское, майянское, сирийское, индское, хеттское, эллинское, православное христианское (в России), дальневосточное (в Корее и Японии), православное христианское (основное), дальневосточное (основное), иранское, арабское, индуистское, мексиканское, юкатанское, вавилонское. В более обобщающей классификации Тойнби выделил, кроме “западного мира”, “православно–христианское, или византийское общество”, расположенное в Юго–Восточной Европе и России; “исламское общество”, сосредоточенное в аридной зоне (область сухих степей, пустынь и полупустынь), проходящей по диагонали через Северную Африку н Средний Вocток от Атлантического океана до Великой Китайской стены; “индуистское общество” в тропической субконтинентальной Индии к юго-востоку от аридной зоны; “дальневосточное общество” в субтропическом и умеренном районах между аридной зоной и Тихим океаном. Эта классификация цивилизаций была положена в основу концепции Л. Васильева, который выделил пять современных цивилизаций: “западноевропейскую”, “российскую”, “исламскую”, “индо-буддийскую” и “конфуцианскую”. X. Уайт, используя тропологический подход, выделил четыре цивилизационно–исторических типа культуры: иронический (Западная Европа), метафорический (Ближний Восток), синекдотический (Индия) и метонимический (Китай). В рамках историко-стадиального подхода в зависимости от выбора тех или иных аксиоматических критериев выделяют различные типы цивилизаций. В современной литературе, например, рассматриваются такие типы, как “устная, письменная, книжная и экранная”; “космогенная, техногенная и антропогенная”; “традиционная и современная”; “эволюционная и инновационная” цивилизации. Однако в большинстве случаев в историко-стадиальных исследованиях применяется технократический подход, на основе которого выделяют аграрную (доиндустриальную), промышленную (индустриальную) и информационную (постиндустриальную) цивилизации (У. Ростоу, Д. Белл, О. Тоффлер). “Аграрная цивилизация” –это общество с примитивным сельскохозяйственным производством, иерархической социальной структурой и властью, принадлежащей земельным собственникам, церковью и армией как главными социальными институтами. “Индустриальная цивилизация” – общество, которое характеризуется бурным развитием тяжелой промышленности, широким внедрением достижении науки и техники, резким повышением уровня капиталовложении, увеличением доли квалифицированного труда, изменением структуры занятости, преобладанием городского населения. “Постиндустриальная цивилизация” – общество “высокого массового потребления”, в котором основными становятся проблемы развития сферы услуг, производство товаров массового потребления и теоретического знания. В современной отечественной литературе сторонники такого подхода (в частности, Ю. В. Яковец) выделяют семь таких исторических стадий-цивилизаций, представляющих, правда, синтез марксистско-формационных и западно-технократических их интерпретаций: неолитическая (VII – IV в. до н. э. ), восточно-рабовладельческая (III – первая половина I в. до н. э. ), античная (VI в. до н. э. – VI в. н. э. ), раннефеодальная (VII – ХШ вв. ), прединдустриальная (XIV – XVIII вв. ), индустриальная (60–90–e гг. XVIII в. – 10–70–е гг. XX в. ), постиндустриальная (80–е гг. XX в. – конец XXI – начало XXII вв. ). В свое время Н. Кондратьев, изучая циклы экономической конъюнктуры, пришел к выводу об их смене каждые 40–50 лет. Это полувековые циклы Кондратьев рассматривал в качестве элементов цивилизационного цикла, который продолжается по его подсчетам примерно 200–300 лет. Представители всемирно-исторического подхода полагают, что только на определенном этапе взаимодействия локальных цивилизаций возникает феномен всемирной истории и, по мнению отдельных исследователей, начинается процесс становления экуменической цивилизации. Поэтому основой периодизации исторического процесса в этом случае, являются фундаментальные изменения в историческом взаимодействии цивилизаций. В качестве критериев цивилизационной типологизации априорно выбираются разные как материальные, так и духовные факторы. Одной из таких концепций всемирной истории является философия истории К. Ясперса, основанная на экзистенциальных представлениях о становлении и развертывании единой человеческой сущности. В полемике с марксизмом, а также технократическими концепциями мировой истории Ясперс делал акцент на “духовной составляющей”человеческого бытия. Признавая реальность всемирной истории как особой стадии развития человеческого духа и как результата взаимодействия различных культур, Ясперс отмечал, что подлинная связь между народами не родовая, не природная, а духовная. Поэтому реальность мировой истории, по его мнению, обусловлена прежде всего духовным единством человечества. В работе “Истоки истории и ее цель” (1949г. ) Ясперс выделил в общественном развитии четыре “среза”: “доистория”, “великие исторические культуры древности” (локальные истории), “осевая эпоха” (начало всемирной истории), “эпоха техники” (переход к единой мировой истории). В “доисторический период”происходило становление человека, что обнаруживается в использовании огня и орудий труда, появлении речи, образовании групп и сообществ, формировании жизни посредством мифов. “Великие культуры древности”, появление которых знаменовало начало человеческой истории, возникают в трех областях земного шара. Это, во–первых, шумеро-вавилонская и египетская культуры, а также эгейский мир (с IV тыс. до н. э. ); во–вторых, доарийская культура долины Инда (с III тыс. до н. э. ); в–третьих, архаический мир Китая (со II тыс. до н. э. ). С 800 по 200 гг. до н. э. , в “осевое время”, в великих культурах древности или в орбите их влияния начинает формироваться универсальная духовная основа всего человечества. Независимо друг от друга в разных местах — в Индии, Китае, Персии, Палестине и Древней Греции – возникают духовные движения, сформировавшие тот тип человека, который существует и поныне. “Осевая эпоха” – это время рождения и мировых религий, пришедших на смену язычеству, и философии, заменившей мифологическое сознание. Прорыв мифологического миросозерцания сопровождался появлением духовной рефлексии. Пробуждение духа являлось, по Ясперсу, началом общей истории человечества, которое до того распадалось на локальные, не связанные между собой культуры. Таким образом, “осевое время” у Ясперса служит ферментом, который стал связывать человечество во всемирно-историческом пространстве-времени. Вместе с тем“осевое время” служит у него и масштабом, позволяющим определить историческое значение отдельных народов для человечества в целом. В связи с этим Ясперс выделял “осевые народы” (китайцы, индийцы, иранцы, нуден, греки), которые, последовательно продолжая свою историю, совершили скачок и как бы вторично родились в ней, заложив тем самым основу единой духовной сущности человека и его подлинной истории. “Эпоха техники”, духовно конституируясь в XVII с. , приобрела всеохватывающий характер в XVIII и получила чрезвычайно быстрое развитие в XXстолетии. Эта эпоха знаменует собой время наступления духовного единства человечества, мировой истории, не как идеи, а как реальности. Ситуация единства мировой истории была создана Европой, которая благодаря географическим открытиям, достижениям науки и техники, к концу XXв. обрела власть над миром, усвоившим европейскую технику, но сохранившим в своих устремлениях уникальные культурные различия. Другой разновидностью всемирно-исторической интерпретации понятия “цивилизация” является своеобразная историческая концепция Д. Уилкинса. Он считает, что существует единая “Центральная цивилизация”, зародившаяся при слиянии египетской и месопотамской цивилизации и пережившая все другие 14 цивилизаций. Современный мир – это, следовательно, лишь стадия исторически непрерывной “Центральной цивилизации”. Интерес в этом плане представляет предложенная Л. Васильевым цивилизационная концепция всемирно-исторического процесса. В истории человечества оп выделяет три этапа. 1. С древнейших времен до VII – VI вв. до н. э. – время существования локальных обществ “азиатского” типа, традиционных, социоцентристских с авторитарно–деспотической административной системой. Основу такой системы составляли принципы“власти собственности” и “централизованной редистрибуции”: власть рождала собственность, перераспределение которой было прерогативой государства. Для этих обществ было характерно медленное циклическое воспроизводство общественных структур со сменяющими друг друга в разных регионах периодами существования мощных централизованных государств и периодами феодального типа децентрализации (при минимальных изменениях в традиционной социоцентристской структуре общества и его хозяйстве). 2. VII – VI вв. до н. э. – XIV – XVII вв. – время зарождения и становления общества европейского типа и социальной дихотомии, параллельного сосуществования “европейского” и “азиатского” миров. В результате социальной мутации в Древней Греции появился феномен “античности” как генотип европейской цивилизации, инновационной, персоноцентристской, частнособственнической, гражданской. 3. С XVII в. – время общечеловеческой интеграции и возникновения всемирной истории на путях модернизации и глобальной трансформации. В XVIII – ХIХ вв. в результате западной экспансии на Востоке происходил симбиоз традиционных и европейских структур, в XXстолетии начался переход от симбиоза к синтезу, большое влияние на процесс которого оказало цивилизационное разнообразие Востока. При столкновении двух типов развития (“традиционного” и “инновационного”) в условиях, когда сила государства определялась технико-экономическими и военно-политическими преимуществами, явное превосходство оказалось на стороне европейской цивилизации. Однако конец XX в. обнаружил, с одной стороны, негативные последствия технологической экспансии европейской цивилизации, приведшей человечество к глобальному кризису, а с другой, – выявил духовные преимущества неевропейского варианта развития.
2. ЗАПАД-ВОСТОК-РОССИЯ: ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЕ ТИПЫ
Интерес на Западе к Востоку возник благодаря свидетельствам христианских миссионеров XVI — XVII вв. , которые первыми обратили внимание на существенные различия между регионами в политическом устройстве и ценностных ориентациях людей. Эти свидетельства положили начало двум направлениям с оценке Востока: панегирическому и критическому. В рамках первого Восток, и прежде всего Китай — страна всеобщего благоденствия, учености и просвещенности, — ставился в пример европейским монархам как образец мудрости и управлении. В рамках второго внимание акцентировалось на духе застоя и рабства, царившем в восточных деспотиях. При непосредственном столкновении двух типов цивилизационного развития, восточного и западного, в условиях, когда сила государства определялась технико-экономическими и военно-политическими преимуществами, обнаружилось явное превосходство европейской цивилизации. Это породило в умах европейских интеллектуалов иллюзию “неполноценности” восточного мира, на волне которых возникли концепции “модернизации” как способа приобщения “косного”Востока к цивилизации. С другой стороны, на Востоке об отношении европейцев практически до концаXIX в. господствовало представление о подавляющем морально-этическом превосходстве восточной цивилизации, о том, что у “западных варваров” заимствовать нечего, кроме машинной технологии. Современный цивилизационный подход, основываясь на идеях “культурного плюрализма”, на признании неустранимости культурных различий и необходимости отказа от всякой иерархии культур и, следовательно, отрицания европоцентризма, вносит целый уточнений в концепцию о принципиальном различии путей исторического развития Востока и Запада. Все более утверждается мысль о том, что “отставание”Востока носит исторический характер: до определенного времени Восток развивался достаточно устойчиво, в том“своем ритме”, который был вполне сопоставим с ритмом развития Запада. Более того, ряд исследователей считает, что исторически Восток вообще не является альтернативой Западу, а выступает исходным пунктом всемирно-исторического процесса. В частности, Л. Васильев рассматривает “азиатское общество” как первую цивилизационную форму постпервобытной эволюции общины, сохранившую господствующую в ней авторитарно-административную систему и лежащий в ее основе принцип редистрибуции. Для возникших на Востоке деспотических государств характерным было отсутствие частной собственности и экономических классов. В этих обществах господство аппарата администрации и принципа централизованной редистрибуции (дань, налоги, повинности) сочеталось с автономией общин и иных социальных корпораций при решении всех внутренних проблем. Произвол власти при соприкосновении индивида с государством порождал синдром “сервильного комплекса”, рабской зависимости и угодливости. Общество с таким социальным генотипом обладало прочностью, которая проявлялась, помимо прочего, в неискоренимой потенции регенерации: на базе рухнувшего по той или иной причине государства с легкостью, почти автоматически, возникало новое с теми же параметрами, даже если это новое государство создавалось иным этносом. По мере эволюции этого общества появились товарные отношения и частная собственность. Однако с момента своего возникновения они сразу же ставились под контроль власти, и потому оказывались полностью от неё зависимыми. Многие восточные государства древности и средневековья имели процветающее хозяйство, большие города, развитую торговлю. Но все эти зримые атрибуты частнособственнической рыночной экономики были лишены того главного, что могло бы обеспечить их саморазвитие: все агенты рынка были заложниками власти и любое неудовольствие чиновника оборачивалось разорением, если не гибелью и конфискацией имущества в пользу казны. В “азиатских” обществах господствовал принцип “власти — собственности”, т. е. такой порядок, при котором власть рождала собственность. Социальную значимость в государствах Востока имели лишь причастные к власти, тогда как богатство и собственность без власти мало что значили. Утратившие власть становились бесправными. На рубеже VII — VI вв. до н. э. в Южной Европе в рамках общества такого типа произошла социальная мутация. В результате реформ Солона и связанных с ними процессов с полисах Древней Греции возник феномен античности, основу которого составляли гражданское общество и правовое государство; наличие специально выработанных юридических норм, правил, привилегий и гарантий для защиты интересов граждан и собственников. Основные элементы античной структуры не только выжили, но и в синтезе с христианством способствовали формированию в средневековых городах-коммунах, торговых республиках Европы, имевших автономию и самоуправление (Венеция, Ганза, Генуя), основ частнособственнического рыночного хозяйства. В эпоху Возрождения, а затем Просвещения античный генотип Европейской цивилизации проявился в полной мере, приняв форму капитализма. Несмотря на альтернативность социального генотипа античности по сравнению с эволюционным типом развития на Востоке, примерно до XIV — XVIIвв. между Западом и Востоком было много общего. Культурные достижения на Востоке в это время были вполне сопоставимы по своему значению с успехами европейского Возрождения (система Коперника, книгопечатание, великие географические открытия). Восток — это крупнейшие в мире гидротехнические и оборонительные сооружения; многопалубные корабли, в том числе и для океанского мореплавания; разборные металлические и керамические шрифты; компас; фарфор; бумага; шелк. Более того, Европа, выступая наследницей античной цивилизации, приобщалась к ней через мусульманских посредников, впервые познакомившись со многими древнегреческими трактатами в переводе с арабского. Многие европейские писатели-гуманисты эпохи Возрождения широко пользовались художественными средствами, разработанными в иранской и арабской поэзии, а само понятие “гуманизм” (“человечность”) впервые прозвучало на фарси и было осмыслено в творчестве Саади. Однако между Востоком и Западом в рамках их традиционного в целом развития были и существенные различия, прежде всего в плане духовного освоения аналогичных достижений. Так, в Европе, несмотря на господство латыни как элитарного языка эпохи Возрождения, книгопечатание развивалось на местных языках, что расширяло возможности “демократизации”литературы и науки. На Востоке сама мысль о том, что, например, корейский или японский язык может быть“ученым”языком конфуцианства, в то время вообще не возникала. Это затрудняло доступ к высокому знанию простых людей. Поэтому книгопечатание па Западе сопровождалось усилением авторитета книги, а на Востоке — Учителя, ученого-книжника”, “последователя” и “правильного толкователя” какого-либо учения. Различными были также судьбы науки на 3ападе и Востоке. Для гуманистов Запада и гуманитариев Востока общими были синкретизм знания и морали, постоянная обращённость к посюсторонним проблемам человеческого бытия. Однако научная мысль Запада всегда была обращена вперед, и это проявилось в ее повышенном внимании к естествознанию, фундаментальным исследованиям, а это требовало соответствующего уровня теоретического мышления. Научной добродетелью Востока являлось углубление в древние этико-философские трактаты в поисках скрытых в них предвосхищений. “Ученые”конфуцианцы, демонстрируя свою идейную привязанность к классическим авторитетам, постоянно вращались в кругу лишь“правильных” к ним комментариев, даже не помышляя о том, чтобы изменить не только дух, но и букву канона. Поэтому на Востоке “наука” до приобщения её к “западному” научно-рациональному типу оставалась в рамках рецептурной, практико-технологической деятельности. Восток не знал такого логического феномена, как доказательство, там существовали лишь предписания, “что делать” и “как делать”, и знания об этом в незыблемом виде передавались из поколения в поколение. В связи с этим на Востоке так и не возник вопрос об осмыслении в рамках методологической рефлексии всего того “научного” богатства, которое было накоплено тысячелетней в ходе рецептурно-утилитарной ученой деятельности. На Востоке наука была не столько теоретической, сколько практической, неотделимой от индивидуально-чувственного опыта ученого. Соответственно, в восточной науке было иное понимание истины, господствовал не логический, а интуитивный метод познания, что предполагало ненужность строгого понятийного языка и всякого формального знания. Естественно, что различные конфуцианские, буддистские, даоссийские, синтоистские системы знаний, воспринимались европейцами как“вненаучные”, “донаучные” или “антинаучные”. Характеризуя феномен “восточной науки”, некоторые исследователи обращают внимание на два момента. Во-первых, полагают они, мы упускаем из виду возрастную разницу цивилизаций Востока и Запада: “Может быть то, с чего начинали греки, для китайцев было пройденным этапом? ”. Во-вторых, “наука на Востоке носила синкретический характер” не потому, что не успела выделиться в самостоятельный вид деятельности, а потому, что научное знание было не высшей целью духовного опыта, а лишь его средством (Т. Григорьева). Из этих предположении можно заключить следующее: на Востоке уже в то время или знали, что есть подлинная “вселенская” наука, и поэтому вполне сознательно миновали дедуктивно-теоретический этап её развития, или предвосхитили современные методологические искания в русле постмодернизма. Однако более предпочтительным выглядит представление о том, что на Востоке доминировали иные, не дискурсивные стили мышления и познания, где идеи выражались не столько в понятийной, сколько художественно-образной форме, опорой которых служат интуитивные решения, непосредственные эмоции и переживания. Это придавало большую значимость интерпретации, а не трансляции накопленного мыслительного материала и социального опыта. В XIV — XVII вв. , когда наметился существенный перелом в альтернативном развитии цивилизаций Запада и Востока, с проблемой самоидентификации в западно-восточном культурном ареале столкнулась и Россия, заявившая теорией“Москва — Третий Рим” о своей православно-культурной и мессианской исключительности. Вопрос об отношении России к цивилизациям Запада и Востока стал предметом теоретической рефлексии в XIX в. Г. Гегель, не видя будущности в культурно-историческом развитии России, вычеркнул ее из списка“исторических народов”. П. Чаадаев, признавая своеобразие цивилизационного развития России, видел его в том, что“мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку и не имеем традиций ни того, ни другого, “мы все еще открываем истины, ставшие избитыми в других странах”. В полемике западников и славянофилов сформировались две противоположные версии цивилизационной принадлежности России. Одна версия связывала будущее России с ее самоидентификацией в русле европейской социо– культурной традиции, другая – с развитием самобытно – культурной ее самодостаточности. К. Леонтьев разработал концепцию , восточно-христианской (византийской) культурной “прописки”России. Н. Данилевский, наиболее перспективным считал противостоящий западной культуре“славянский тип” цивилизации, полнее всего выраженный в русском народе. А. Тойнби рассматривал Российскую цивилизацию в качестве “дочерней”зоны православной Византии. Существует также евразийская концепция цивилизационного развития России, представители которой, отрицая как восточный, такuзападный характер российской культуры, вместе с тем ее специфику усматривали во взаимном влиянии на неё западных и восточных элементов, полагая, что именно в России сошлись и Запад, и Восток. Евразийцы (Н. Трубецкой, П. Савицкий, Г. Флоровский, Г. Вернадский, Н. Алексеев, Л. Карсавин) отделяли Россию не только от Запада, но и от славянского мира, настаивая на исключительности её цивилизации, обусловленной спецификой “месторазвития”русского народа. Вo-первых, своеобразие русского (российского) национального самосознания они усматривали в том, что громадные пространства России, расположившиеся в двух частях света, накладывали отпечаток на своеобразие ее культурного мира. Во-вторых, евразийцы подчёркивали особое влияние на него“туранского” (тюрско-татарского) фактора. Важное место в евразийской концепции цивилизационного развития России отводилось идеократическому государству как верховному хозяину, обладающему исключительной властью и сохраняющему тесную связь с народными массами. Своеобразие Российской цивилизации виделось и в том, что национальным субстратом ее государственности выступала единая многонациональная евразийская нация. В настоящее время также существуют различные цивилизационные типологизации исторического процесса конвергентного и дивергентного характера. Так, некоторые отечественные исследователи отстаивают тезис о существовании двух типов цивилизаций — западной и восточной, в ходе взаимодействия которых происходит “вестернизация”Востока на основе модернизации. К определяющим чертам восточных обществ они относят“неразделённость собственности и административной власти”; “экономическое и политическое господство — часто деспотическое — бюрократии”; “подчинение общества государству”, отсутствие “гарантий частной собственности и прав граждан”. Для западной цивилизации, наоборот, характерны гарантии частной собственности и гражданских прав” как стимул к инновациям и творческой активности; гармония общества и государства; дифференциация власти и собственности (Е. Гайдар). В такой цивилизационной трактовке Россия выглядит обществом восточного типа. А. Ахиезер также различает два типа цивилизаций — традиционную и либеральную. “Традиционной цивилизации присуще господство статичного типа воспроизводства, который нацелён на поддержание общества, всей системы социальных отношений, личности в соответствии с некоторым идеализирующим прошлое представлением”. В либеральной цивилизации “господствующее положение занимает интенсивное воспроизводство, которое характеризуется стремлением воспроизводить общество, культуру, постоянно углубляя её содержание, повышая социальную эффективность, жизнедеятельность”. Россия, считает Ахиезер, в своем историческом развитии вышла за рамки традиционной цивилизации, встала на путь массового, хотя и примитивного утилитаризма. Но тем не менее не сумела преодолеть границу либеральной цивилизации. Это означает, что Россия занимает промежуточное положение между двумя цивилизациями, что позволяет говорить о существовании особой промежуточной цивилизации, сочетающей элементы социальных отношений и культуры обеих цивилизаций. Основными категориями социокультурной динамики России как промежуточной цивилизации являются инверсия и медиация, для инверсии характерна напряженная направленность деятельности на воспроизводство определенного типа общества. Господство инверсии в каждый момент времени не требует того, чтобы долго и мучительно вырабатывать принципиально новые решения, но открывает путь быстрым, логически мгновенным переходам от настоящей ситуации к идеальной, которая, возможно, в новых одеждах воспроизводит некоторый элемент уже накопленного культурного богатства. Медиация, наоборот, обусловливает конструктивную напряжённость человеческой деятельности на основе отказа от абсолютизации полярностей и максимизации внимания к их взаимопроникновению, к их сосуществованию друг через друга. Другой особенностью России как промежуточной цивилизации, но мнению Ахиезера, является раскол культур и социальных отношений. При этом раскол рассматривается как патологическое состояние общества, характеризующееся застойным противоречием между культурой и социальными отношениями, между субкультурами одной культуры. Для раскола характерен“заколдованный круг”: активизация позитивных ценностей в одной из частей расколотого общества приводит в действие силы другой части общества, отрицающей эти ценности. Опасность раскола состоит в том, что он, нарушая нравственное единство общества, подрывает саму основу для воспроизводства этого единства, открывая путь социальной дезорганизации. Л. Семенникова выделяет три типа: “непрогрессивная форма существования”, “циклическое” и “прогрессивное развитие”. К непрогрессивному типу она отнесла “народы, живущие в рамках природного годового цикла, в единстве и гармонии с природой”. К циклическому типу развития — восточные цивилизации. Прогрессивным тип представлен Западной цивилизацией, начиная с античности до наших дней. Оценивая место России в кругу этих цивилизации, Л. Семенникова отмечает, что она не вписывается полностью ни в западный, ни в восточный тип развития. Россия, не являясь самостоятельной цивилизацией, представляет собой цивилизационно неоднородное общество. Это особый, исторически сложившийся конгломерат народов, относящихся к разным типам развития, объединенных мощным, централизованным государством с великорусским ядром. Россия, геополитически расположенная между двумя мощными центрами цивилизационного влияния —Востоком и Западом, включает в свой состав народы, развивающиеся как по западному, так и восточному варианту. Поэтому Семенникова вслед за В. Ключевским, Н. Бердяевым, Г. Федотовым подчеркивает, в российском обществе неизбежно сказывается как западное, так и восточное влияние. Россия представляет собой как бы постоянно “дрейфующее общество” в океане современных цивилизационных миров. Наряду с такими концепциями Российской цивилизации в настоящее время существуют и ярко выраженные её дивергентные варианты. Так, О. Платонов считает, что русская цивилизация принадлежит к числу древнейших цивилизаций. Её базовые ценности сложились задолго до принятия христианства, в Iтыс. до н. э. Опираясь на эти ценности, русский народ сумел создать величайшее в мировой истории государство, гармонично объединившее многие другие народы. Такие главные черты русской цивилизации, как преобладание духовно-нравственных основ над материальными, культ добротолюбия и правдолюбия, нестяжательство, развитие самобытных коллективистских форм демократии, воплотившихся в общине и артели, способствовали складыванию в России также самобытного хозяйственного механизма, функционирующего по своим внутренним, только ему присущим законам, самодостаточного для обеспечения населения страны всем необходимым и почти полностью независимого от других стран. Поскольку вопрос о специфике цивилизационного развития Востока, Запада и России рассматривается неоднозначно, то предварительно надо установить и основные направления сравнительного изучения этой проблемы. П. Сорокин обратил внимание на то, что цивилизации различаются между собой “доминантными формами интеграции”, или “цивилизационными матрицами”. Такое понимание цивилизации отличается и от представления о ней как о “конгломерате разнообразных явлений” и не сводят цивилизацию к специфике культуры, ибо в качестве “доминантной формы интеграции” могут выступать разные основания. С позиций такого подхода можно описывать различные поликультурные цивилизации, например, российскую, характерной чертой которой является интенсивное взаимодействие многих уникальных культур и почти всех мировых религий. Кроме того, каждой цивилизации присущ определённый генотип социального развития, а также специфические культурные архетипы. Следует также выбрать не только ракурс цивилизационного сравнения, но и точку отсчета компаративного, сравнительно-исторического анализа. Поскольку наиболее заметные расхождения в развитии между Востоком и Западом стали наблюдаться с эпохи Возрождения, и в это же время начался процесс культурно-религиозной самоидентификации России по отношению прежде всего к Западу, то в качестве такой точки отсчета можно выбрать XIV — XVIIвв. Тем более, что большинство зарубежных исследователей указывают на эпоху Возрождения и Реформации как на время смены матрицы европейской цивилизации, а отдельные отечественные ученые говорят применительно к этому периоду о зарождении особой Российской (евразийской) цивилизации. В начале XIV в. Европа вступила в полосу кризиса “христианского мира”, который обернулся кардинальной перестройкой социально-экономических и духовных его структур. Нормативно-ценностный порядок европейской цивилизации, задававшийся католицизмом, вXIV - XVII вв. постепенно утратил жесткую религиозную обусловленность. На смену традиционному, аграрному, социоцентристскому обществу шло общество инновационное, торгово-промышленное, городское, антропоцентристское, в рамках которого человек постепенно, с одной стороны, приобретал экономическую, мировоззренческую, а затем и политическую свободу, а с другой, — превращался по мере наращивания технологического потенциала в орудие эффективной экономической деятельности. Трансформация нормативно-ценностного порядка в Европе произошла в ходе “национализации” церкви государством и религиозной реформации (протестантско-католического противоборства), которые привели к тому, что в результате социального компромисса “единой и единственной матрицей европейской цивилизации” стал либерализм, который создал новое нормативно-ценностное пространство, универсальное для всей Европы и автономное но отношению к возникшим национальным государствам и к европейскому культурному разнообразию. В фокусе либерального мироощущения находится человек, его неповторимая и уникальная судьба, частная “земная” жизнь. Идеалом либерализма выступает человек-личность, гражданин, который не только осознает, но и жить не может без гражданских прав и свобод, прежде всего права собственности и права индивидуального выбора. Ядром исторической эволюции либерализма явились идеи свободы и толерантности. Свободы — как возможности и необходимости ответственного выбора и признания права на свободу за другими. Толерантности — как уважения не только своих, но и чужих ценностей, как осмысления и использования иного духовного опыта в его самобытности. Цивилизационный сдвиг в Западной Европе в это время был связан также с переходом с эволюционного пути развития на инновационный. Этот путь характеризуется сознательным вмешательством людей в общественные процессы, культивированием в них таких интенсивных факторов развития, как наука и техника. Активизация этих факторов в условиях; господства частной собственности, формирования гражданского общества привела к мощному технико-технологическому рывку западноевропейской цивилизации и возникновению в разных странах такой формы политического режима как либеральная демократия. Для того чтобы перейти на инновационный путь развития, необходимо было особое духовное состояние, становление трудовой этики, превращающей труд из бытовой нормы в одну из главных духовных ценностей культуры. Такая этика стала складываться в Западной Европе ещё во время первичной распашки её земель, но окончательно утвердилась в эпоху Реформации в форме прежде всего протестантской трудовой этики. Протестантский идеал “молись и работай”, заложивший основы “духа капитализма”, означал, что человек, через работу обретая спасение души, не делегирует свои права наверх, а сам решает вес возникшие перед ним проблемы, “здесь и теперь”, не откладывая на завтра. Протестантская трудовая этика создала благоприятные условия для развития капитализма, оказала влияние на процесс первоначального накопления капитала. Огромную роль в этом процессе сыграли Великие географические открытия, которые, с одной стороны, привели к невиданному росту работорговли, а с другой стороны, резко ускорили темпы и масштабы накопления капитала в Европе за счёт эксплуатации природных ресурсов и населения“заморских территорий”. Деньги, полученные в результате торговли, всё больше начинают вкладываться в производство. Оформляются контуры европейского, а затем и мирового рынка, центром которого становятся голландские порты. Возникновение рыночной экономики стало мощным фактором достижений западноевропейской цивилизации. Важные перемены происходят в это время и в политической жизни Европы. Меняется отношение к государству: человек-личность все более ощущает себя не подданным, а гражданином, рассматривая государство как результат общественного договора. Российская цивилизация с момента своего возникновения вобрала в себя огромное религиозное и культурное многообразие народов, нормативно-ценностное пространство бытия которых не способно было к самопроизвольному сращиванию, к синтезу в универсальном для евразийского ареала единстве. Православие было духовной основой русской культуры, оно оказалось одним из факторов становления российской цивилизации, но не её нормативно-ценностным основанием. Таким основанием, “доминантной формой социальной интеграции” стала государственность. Примерно в XV в. происходит превращение российского государства в универсальное, под которым Тойнби подразумевал государство, стремящееся “поглотить” всю породившую его цивилизацию. Глобальность подобной цели порождает претензии государства на то, чтобы быть не просто политическим институтом, по и иметь некое духовное значение, генерируя единое национальное самосознание. Поэтому в Российской цивилизации не было того универсального нормативно-ценностного порядка, как на Западе, который оказался бы автономным по отношению к государству и культурному многообразию. Более того, государство в России постоянно стремилось к трансформации национально-исторического сознания, этнокультурных архетипов, пытаясь создать соответствующие структуры, “оправдывающие” деятельность центральной власти. Такими легитимационными структурами были прежде всего этатизм и патернализм, то есть представления о государстве как высшей инстанции общественного развития, оказывающей постоянное покровительство своим подданным. Со временем этатизм и патернализм стали доминирующими и в известной степени универсальными структурами в массовом сознании евразийского суперэтноса. Легитимность государственной власти в России поэтому опиралась не столько на идеологию (например, идею“Москва — Третий Рим”), сколько обусловливалась этатистическим представлением о необходимости сохранения политического единства и социального порядка в качестве антитезы локализму и хаосу. И этот этатистско-патериалистский порядок был реальным основанием соединения разнородных национальных традиций и культур. Поэтому дуализм общественного бытия в России имел иную природу, чем на Западе. Он выражался, прежде всего, в таких конфликтных тенденциях, где одной из сторон всегда выступало государство. Это —конфликт между государственностью как универсализмом и регионализмом как локализмом, между государственностью и национальными культурными традициями, между государственностью и социальными общностями. Существенно отличались и способы разрешения конфликтов в России, где их участники не просто отрицают друг друга, а стремятся стать единственной социальной целостностью. Это приводит к глубокому социальному расколу в обществе, который нельзя, “снять” путем компромисса, его можно только подавить, уничтожая одну из противостоящих сторон. Отсюда и своеобразная трактовка понятия свободы в российской ментальности, как признания только собственного права на выбор и отказ другим в таком праве. Свобода по-российски — это воля, как свобода для себя и подавление других. Кроме того, следует учитывать и своеобразие сложившегося в эпоху Московского царства “вотчинного государства”. Московские князья, а затем русские цари, обладавшие огромной властью и престижем, были убеждены, что земля принадлежит им, что страна является их собственностью, ибо строилась она и создавалась по их повелению. Такое мнение предполагало также, что все живущие в России — подданные государства, слуги, находящиеся в прямой и безусловной зависимости от государя, и поэтому не имеющие права претендовать ни на собственность, ни на какие-либо неотъемлемые личные права. Говоря об особенностях образования Московского государства, надо отметить, что с самого начала оно формировалось как “военно-национальное”, доминантной и основной движущей силой развития которого была перманентная потребность в обороне и безопасности, сопровождавшаяся усилением политики внутренней централизации и внешней экспансии. Российское государство в условиях социально-экологического кризиса XV столетия присвоило себе неограниченные права по отношению к обществу. Это в значительной степени предопределило выбор пути социального развития, связанного с переводом общества в мобилизационное состояние, основу которого составили внеэкономические формы государственного хозяйствования, экстенсивное использование природных ресурсов, ставка на принудительный труд, внешнеполитическая экспансия и колонизация, ставшая, по выражению В. О. Ключевского, стержнем всей российской истории. Поэтому для российской цивилизации был присущ иной, чем в Западной Европе, генотип социального развития. Если западноевропейская цивилизация перешла с эволюционного пути на инновационный, то Россия пошла по мобилизационному пути, который осуществлялся за счёт сознательного и “насильственного” вмешательства государства в механизмы функционирования общества. Такой тип развития является или средством выхода из застойного состояния, или инструментом ускорения эволюционных процессов, т. е. таких процессов, когда его стимулы формировались исключительно в качестве реакции на внешние покушения, поэтому мобилизационный тип развития представляет собой один из способов адаптации социально-экономической системы к реальностям изменяющегося мира и заключается в систематическом обращении в условиях стагнации или кризиса к чрезвычайным мерам для достижения экстраординарных целей, представляющих собой выраженные в крайних формах условия выживания общества и его институтов. Характерной чертой социального генотипа России стала тотальная регламентация поведения всех подсистем общества с помощью властно-принудительных методов. В результате включались такие механизмы социально-экономической и политической организации и ориентации общества, которые перманентно превращали страну в некое подобие военизированного лагеря с централизованным управлением, жесткой социальной иерархией, строгой дисциплиной поведения, усилением контроля за различными аспектами деятельности с сопутствующими всему этому бюрократизацией, “государственным единомыслием” как основными атрибутами мобилизации общества на борьбу за достижение чрезвычайных целей. Причем военизирование российского общества не было следствием широкомасштабной кампании или политической истерии, хотя они постоянно имели место с истории России. Это было результатом постоянного воспроизводства даже в обычных условиях “мирного”времени тех её институциональных структур, которые были созданы потребностями мобилизационного развития. Поэтому одной из особенностей мобилизационного развития России было доминирование политических факторов и, как следствие, гипертрофированная роль государства в лице центральной власти. Это нашло выражение в том, что правительство, ставя определенные цели и решая проблемы развития, постоянно брало инициативу на себя, систематически используя при этом различные меры принуждения, опеки, контроля и прочих регламентации. Другая особенность состояла в том, что особая роль внешних факторов вынуждала правительство выбирать такие цели развития, которые постоянно опережали социально-экономические возможности страны. Поскольку эти цели не вырастали органическим образом из внутренних тенденций её развития, то государство, действуя в рамках старых общественно-экономических укладов, для достижения“прогрессивных” результатов, прибегала в институциональной сфере к политике “насаждения сверху” и к методам форсированного развития экономического и военного потенциала. В России, на Западе и Востоке сформировались также разные типы людей со специфически присущими им стилями мышления, ценностными ориентациями, манерой поведения. В России сложился православный (“Иоанновский”), мессианский тип русского человека. В православии сильнее всего выражена эсхатологическая сторона христианства, поэтому русский человек в значительной степени апокалиптик или нигилист (Н. Бердяев). “Иоанновский” человек в связи с этим обладает чутким различением добра и зла, он зорко подмечает несовершенство всех поступков, нравов и учреждений, никогда не удовлетворяясь ими и не переставая искать совершенного добра. Признавая святость высшей ценностью, “Иоанновский” человек стремится к абсолютному добру, и поэтому земные ценности рассматривает как относительные и не возводит их в ранг “священных” принципов. Если “Иоанновский” человек, который хочет действовать всегда во имя чего-то абсолютного, усомнится в идеале, то он может дойти до крайнего охлократизма или равнодушия ко всему, и поэтому способен быстро пройти путь от невероятной терпимости и покорности до самого необузданного и безграничного бунта. Стремясь к бесконечному Абсолюту, “Иоанновский” человек чувствует себя призванным создать на земле высший божественный порядок, восстановить вокруг себя ту гармонию, которую он ощущает в себе. “Иоанновский” человек — это мессианский тип человека. Его одухотворяет не жажда власти, но настроение примирения. Он не разделяет, чтобы властвовать, а ищет разобщенное, чтобы его воссоединить. Он видит в мире грубую материю, которую нужно осветить и освятить. Западный, “Прометеевский” тип человека, напротив, видит мир в своей реальности, хаос, который он должен оформить своей организующей силой. “Прометеевский” человек —героический тип, он полон жажды власти, он все дальше удаляется от духа и все глубже уходит в мир вещей. Секуляризация — его судьба, героизм — его жизненное чувство, трагика — его конец. От “Иоанновского” и “Прометеевского” типов отличается восточный человек. Мессианству и одухотворенности русского человека, героизму и экспрессивности западного он противопоставляет“универсальность” (“безвкусность”). В восточной культуре “безвкусность” — пример мироощущения, ориентированного на сохранение гармонии мира, обладающего внутренним динамизмом развития, и поэтому не требующего произвола человеческого вмешательства. В морально-религиозном плане “безвкусность” — это признак совершенного вкуса, его универсальности, это — высшая добродетель, ибо “вкус” есть предпочтение, а любая актуализация — ограничение. В культурной традиции Востока “безвкусность” является положительным качеством. Это — ценность, которая в жизни реализуется в практике неосознанного социального оппортунизма, что означает принятие или устранение от дел с максимальной гибкостью и ориентацией исключительно на требование момента. Поэтому если добродетелями западного человека являются энергичность и интенсивность, мода и сенсация, восточного человека —точная середина и посредственность, бесшумность и увядание, то добродетелями русского человека - пассивность и терпеливость, консерватизм и гармонии. “Иоанновский” человек отличается от “Прометеевского”стилем мышления. Для западного человека характерен целерациональный стиль, ориентированный на конкретный результат деятельность и эффективность социальных технологий. Русскому человеку присущ ценностно–рациональный стиль мышления, предполагающий высокую ценность человеческих отношений, и как способ проявления этой ценности большую значимость работы на общее дело. Поэтому такой стиль мышления ориентирован не на результат и социальные технологии, а на стоящие за ними ценности. Такая ориентация и ценность делает человека способным отказываться от одних ценностей в пользу других, от индивидуальных планов в пользу общественных. Восточному человеку более свойственен предметно-образный стиль мышления. Для него истиной является не то, что подвластно уму и воле человека, а само бытие. Поэтому истина не зависит ни от ума, ни от воли человека. Если западный человек нуждается в истинах, которые служат ему, то восточный человек —в истинах, которым можно служить всю жизнь. Поэтому процесс познания у восточного человека —это не столько анализ свойств объекта, сколько его духовное постижение на уровне, недоступном рациональному исследователю. Западный человек, поставленный рациональным мышлением в центр мироздания, игнорирует какую-либо трансцендентную волю. Восточный человек, предполагая в основе мироздания некую трансцендентную волю, стремится распознать ее, “войти” в неё и творить её как свою собственную, преодолевая тем самым конечность своего бытия. Гуманистическая матрица нацеливает западного человека на изменение мира и человека в соответствии с человеческими представлениями и проектами, а гуманитарная матрица восточного человека ориентирует его на изменение самого человека как части мира в соответствии с изначальным (не человеку принадлежащим) замыслом. Поэтому если“Иоанновский” человек ориентируется на прошлое, западный — на будущее, то восточный — на вечность. Если европейский и российский миры в цивилизационном отношении представляют собой относительное единство, то Восток в этом смысле единым никогда не был. На Востоке существует несколько религиозно–культурных цивилизационных регионов, не только весьма своеобразных, но и в различной степени открытых вовне. Это — исламская, индо-буддистская и конфуцианская цивилизация. Исламская цивилизация наименее открытая для внешних воздействий, что обусловлено прежде всего особенностями религии, охватывающей все стороны жизни, включая экономику и политику. Мусульманский образ жизни не только традиционен, но и самоценен. Для исламской ментальности за пределами мусульманского мира нет ничего достойного для внимания и подражания. Вместе с тем это — традиционалистски активная цивилизация. Индо-буддистская цивилизация — нейтральная по отношению к внешним воздействиям, что вызвано явным религиозным уклоном в сторону посюсторонних проблем (поиски Абсолюта, забота об улучшении кармы и т. п. ). Процветание потусторонней жизни не является сколь-нибудь значительной ценностью в рамках данной цивилизации, которая в связи с этим является традиционалистски пассивной цивилизацией. Конфуцианская (дальневосточная) цивилизация — более открытая но отношению к внешним воздействиям и внутренним трансформациям, что обусловлено конфуцианским культом этики и самоусовершенствования, установкой на посюсторонние поиски гармонии в обществе (культ знаний, повышенное чувство долга и ответственности, крепкие патерналистские связи в семье и обществе, постоянная забота о повышении культуры и дисциплины труда). Это активно – инновационная цивилизация. Европейская цивилизация при соприкосновении с иными цивилизациями обнаруживает тенденцию к социокультурной экспансии, нетерпимость к иным культурам как низшим и неразвитым (синдром социокультурного универсализма и ригоризма). Восточный тип цивилизации, особенно мусульманский и конфуцианский, при контактах с другими цивилизациями обнаруживает имперские политические тенденции при толерантности к социокультурным различиям (синдром авторитарно– властного господства и подчинения). Российская цивилизация в процессе цивилизационного взаимодействия обнаруживает мессианские тенденции с ориентацией на высшие ценностно-нормативные ориентации (старом авторитетно-властной, патерналистской многонациональной государственности).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В заключении, кратко подведём итоги. Итак, исследователи так и не сошлись на едином понятии“цивилизации”и на сегодняшний момент времени существует довольно много точек зрения. Например, определений понятия культуры существует около трёхсот, и с так же с понятием“цивилизации”. Каждая точка зрения, по своему, в каком-либо аспекте обсуждаемой проблемы права. Всё-таки у каждого народа есть своя культура, и исследователи данного народа дают оценку цивилизации, следуя законам своей культуры. Но всё же во многих словарях даётся такое определение понятия“цивилизации”: Цивилизация представляет собой внешний по отношению к человеку мир, воздействующий на него и противостоящий ему, в то время как культура является внутренним достоянием человека, раскрывая меру его развития и являясь символом его духовного богатства. Что же касается отношения России к западному или восточному цивилизационным типам, то можно сказать, что Россия не вписывается полностью ни в западный, ни восточный тип развития. Россия обладает огромной территорией и поэтому Россия это исторически сложившийся конгломерат народов, относящихся к разным типам развития, объединенных мощным, централизованным государством с великорусским ядром. Россия, геополитически расположенная между двумя мощными центрами цивилизационного влияния —Востоком и Западом, включает в свой состав народы, развивающиеся как по западному, так и восточному варианту. В итоге Россия с момента своего возникновения вобрала в себя огромное религиозное и культурное многообразие народов, живших на её территории и прилегающих к ней. На протяжении долгого времени на развитие России оказывали влияние государства как восточного (Монголия, Китай) так и западного (во времена реформ ПетраI очень многое заимствовалось из западного типа развития) цивилизационных типов. Некоторые ученые выделяют отдельный Российский тип цивилизации. Так что нельзя точно сказать к какому цивилизационному типу относится Россия.
ЛИТЕРАТУРА
Бобров В. В. Введение в философию: Учебное пособие – М. : ИНФРА-М; Новороссийск: Сибирское соглашение, 2000; Ерасов Б. С. Культура, религия и цивилизация на Востоке – М. , 1990; Ерыгин А. Н. Восток – Запад – Россия: становление цивилизационного подхода в исторических исследованиях – Ростов н/Д. , 1993;
Конрад Н. Н. Запад и Восток – М. , 1972; Сорокин П. А. Человек. Цивилизация. Общество. – М. , 1992;
Философия: Учебник для Вузов / ред. В. П. Кохановский – Ростов н/Д. : Феникс, 1996.
|