Проблемы свободы личности и творчества в философии Н.А.Бердяева. - (курсовая)

Дата добавления: март 2006г.

    МЭИ
    Кафедра философии
    РЕФЕРАТ
    Проблемы свободы личности и творчества
    в философии Н. А. Бердяева
    Аспирант Ефимова О. М.
    Кафедра Инженерная экология и охрана труда
    Преподаватель Филиппов В. М.
    Москва
    1996
    СОДЕРЖАНИЕ РЕФЕРАТА
    Стр.
    Введение. 3

Раздел 1. Становление философских взглядов Н. А. Бердяева. 4

    Раздел 2. Персонализм Бердяева. Центральное место
    проблемы свободы человеческой личности в его философии. 6

Раздел 3. Идея Богочеловека в концепции свободы личности. 10

    Раздел 4. Творчество как реализация свободы,
    путь к гармонизации бытия. 11
    Заключение. 15
    Литература. 16
    ВВЕДЕНИЕ.

Сегодня в современном нам обществе мы пытаемся восстановить ценность свободы личности, которая формально воспринимается нами как одно из прав человека и гражданина. Понятие “свобода личности” все чаще употребляется в средствах массовой информации, в выступлениях политических лидеров, декларируется Конституцией нашего государства. Однако смысл, вкладываемый в это понятие разными людьми, различен, зачастую предлагаются самые противоположные пути решения проблемы свободы человеческой личности. Но при этом сама категория свободы не подвергается достаточно серьезному анализу.

Свобода как одна из основных философских категорий характеризует сущность человека и его существование. В истории философской мысли это понятие прошло длительную эволюцию - от “отрицательной” (свобода от) до “положительной” (свобода для) трактовки. Философия свободы была предметом размышлений Канта и Гегеля, Шопенгауэра и Ницше, Сартра и Ясперса, Бердяева и Соловьева. Диапазон понимания этого понятия чрезвычайно широк - от полного отрицания самой возможности свободного выбора ( в концепциях бихевиоризма) до обоснования “бегства от свободы” (Э. Фромм) в условиях современного цивилизованного общества.

Представление свободы как “осознанной необходимости”, на мой взгляд, ведет к тому, что человек уподобляется физическим предметам, подчиняющимся только неумолимым законам природы. Только понимание свободы как потенциальной способности человека к свободному выбору альтернативы, как возможности мыслить и поступать в соответствии со своими представлениями и желаниями, а не вследствие внутреннего или внешнего принуждения дает личности возможность обретения духовной свободы, обретения человеком самого себя. Например, Н. А. Бердяев пишет: “Идея свободы для меня первичнее идеи совершенства, потому что нельзя принять принудительного, насильственного совершенства”. Возможно именно поэтому нам сегодня интересна его точка зрения как одного из выдающихся русских философов, который еще в первой половине нашего века выделил тему свободы личности как центральную проблему философской мысли и предложил пути ее решения.

Как отмечают многие исследователи творчества Бердяева, идея свободы личности у него окрашена прямо противоположными настроениями: трагизмом и решимостью совершить “революцию духа”, переживаниями одиночества и порывом к всепобеждающей соборности, чувством падшести бытия и истории и верой в преображающую и спасительную силу человеческой свободы.

    РАЗДЕЛ 1. Становление философских взглядов Н. А. Бердяева.

Духовная эволюция Николая Александровича Бердяева прошла путь от “легального марксизма”, когда он (наряду с другими марксистами) выступал против идеологии народничества, к религиозному миросозерцанию.

Николай Александрович Бердяев родился в Киеве в 1874 году в аристократической семье. Учился в Киевском кадетском корпусе, в 1894 году поступил на естественный факультет Киевского университета, затем перешел на юридический. Систематические занятия философией Бердяева начались в университете под руководством Г. И. Челпанова. Тогда же он включился в социал-демократическую работу, став пропагандистом марксизма, за что при разгроме киевского “Союза борьбы за освобождение рабочего класса” в 1898 г. был арестован и исключен из университета. В опубликованной в 1901 г. работе “Субъективизм и индивидуализм в общественной философии. Критический этюд о Н. К. Михайловском” наметился поворот к идеализму, закрепленный участием Бердяева в сборнике “Проблемы идеализма” в 1902 г. С 1901 по 1903 г. писатель находился в административной ссылке, где отошел от социал-демократии и примкнул к либеральному “Союзу освобождения”. Причиной разрыва с марксизмом для Бердяева было неприятие им идеи диктатуры и революционного насилия, несогласие с тем, что историческая истина зависит от классовой идеологии, от чьих бы то ни было интересов. В противоположность этим утверждениям он подчеркивает, что объективная (абсолютная) истина существует независимо от классового (эмпирического) сознания и может лишь в той или иной мере открываться человеку - в зависимости от его жизненного опыта и ценностных установок. Но, не приняв марксистской философии истории, постулируя априорную систему логических условий познания и нравственных норм, он не отрицал социологической значимости марксизма.

Его отход от “легального марксизма” совершился достаточно безболезненно: Бердяев, по впечатлениям его современников, вообще никогда не был фанатиком какой-либо одной идеи, одного культа. Его отличала “безумная расточительность” ума, вызывавшая нередко самые серьезные нарекания. Шестов, например, иронизирует по поводу стремительной эволюции его взглядов: “Как только он покидает какой-либо строй идей ради нового, он уже в своем прежнем идейном богатстве не находит ничего достойного внимания. Все - старье, ветошь, ни к чему не нужное.... Он стал христианином прежде, чем выучился четко выговаривать все слова символа веры”. [9]Но даже встав на позиции христианства, он искал не веры, а знания, он и в религиозной жизни хотел сохранить свободу искания, свободу творчества. В 1908 году Бердяев переехал в Москву, где принимал участие в различных сборниках. Поиск собственного философского обоснования “неохристианства” завершился книгами “Философия свободы” (1911) и, в особенности, “Смысл творчества. Опыт оправдания человека” (1916), которую он ценил как первое выражение самостоятельности своей религиозной философии. 1-я мировая война была воспринята Бердяевым как завершение гуманистического периода истории с доминированием западноевропейских культур и начало преобладания новых исторических сил, прежде всего России, исполняющей миссию христианского соединения человечества (о чем он писал в сборнике “Судьба России”, 1918). Бердяев приветствовал народный характер Февральской революции и вел большую пропагандистскую работу по предотвращению “большевизации” революционного процесса, с тем чтобы направить его в “русло социально-политической эволюции”. Октябрьскую революцию расценил как национальную катастрофу. В советский период жизни Бердяев создал в Москве Вольную академию духовной культуры, где читал лекции по философии, в том числе по проблемам религиозной философии истории, которые составили основу книги “Смысл истории”.

В 1922 году Бердяев наряду с другими видными деятелями русской культуры был насильственно выдворен за пределы страны. В 1922 - 1924 годах жил в Берлине. Выход в свет его эссе “Новое средневековье. Размышление о судьбе России и Европы” (1924) принес Бердяеву европейскую известность. В 1924 г. Бердяев переехал в Кламар под Парижем, где прожил до конца своих дней. В условиях эмиграции основными в его творчестве становятся темы этики, религии, философии истории и философии личности. Писатель вел активную творческую, общественно-культурную и редакционно-издательскую работу, включался в различные общественно-политические и общественно-церковные дискуссии в эмигрантской среде, осуществлял в своем творчестве связь русской и западноевропейской философской мысли. Он отстаивает в своих трудах первенство личности над обществом, “примат свободы над бытием”. Резко критикуя - за антидемократизм и тоталитаризм - идеологию и практику большевизма, Бердяев не считал “русский коммунизм” случайным явлением. Его истоки и смысл он видел в глубинах национальной истории, в стихии и “вольнице” российской жизни, в конечном счете - в мессианской судьбе России, ищущей, он не обретшей еще “Царства Божьего”, призванной к великим жертвам во имя подлинного единения человечества. В годы 2-й мировой войны Бердяев занял ясно выраженную патриотическую позицию, а после победы над Германией надеялся на некоторую демократизацию духовной жизни в СССР, что вызвало негативную реакцию со стороны непримиримой эмиграции. В 1947 году Бердяеву было присуждено звание доктора Кембриджского университета.

В “Самопознании” Бердяев отмечает связь его творчества, философских взглядов с жизненными событиями, так как, по мнению писателя, “творческая мысль никогда не может быть отвлеченной; она неразрывно связана с жизнью, она жизнью определяется”. Он пишет: “Я пережил три войны, две из которых могут быть названы мировыми, две революции в России.... пережил духовный ренессанс начала XX века, потом русский коммунизм, кризис мировой культуры, переворот в Германии, крах Франции.... я пережил изгнание, и изгнанничество мое не кончено. Я мучительно переживал страшную войну против России. И я еще не знаю, чем окончатся мировые потрясения. Для философа было слишком много событий... .. И вместе с тем я никогда не был человеком политическим. Ко многому я имел отношение.... но ничему не принадлежал до глубины.... за исключением своего творчества. Я всегда был анархистом на духовной почве и “индивидуалистом”. [2] Находясь в вынужденной эмиграции, Бердяев продолжает считать себя русским философом. Он пишет: “Несмотря на западный во мне элемент, я чувствую себя принадлежащим к русской интеллигенции, искавшей правду. Я наследую традиции славянофилов и западников, Чаадаева и Хомякова, Герцена и Белинского, даже Бакунина и Чернышевского, несмотря на различие миросозерцаний, и более всего Достоевского и Л. Толстого, Вл.  Соловьева и Н. Федорова. Я русский мыслитель и писатель. ”[2]

РАЗДЕЛ 2. Персонализм Бердяева. Центральное место проблемы свободы человеческой личности в его философии.

Главная проблема философии Бердяева - смысл существования человека и с связи с ним смысл бытия в целом. Ее решение, по мнению писателя, может быть только антропоцентрическим - философия “познает бытие из человека и через человека”, смысл бытия обнаруживается в смысле собственного существования. Осмысленное существование - это существование в истине, достижимое человеком на путях спасения (бегства от мира) или творчества (активного переустройства мира культурой, социальной политикой).

По мнению русского философа Г. П. Федотова, “четыре понятия, взаимно связанных, в сущности разные аспекты одной идеи, определяют религиозную тему Бердяева: Личность, Дух, Свобода и Творчество”. [2]

Философия Бердяева носит персоналистический характер; он сторонник ценностей индивидуализма. “Истинное решение проблемы реальности, проблемы свободы, проблемы личности - вот настоящее испытание для всякой философии”, - считает он. Н. О. Лосский пишет: “В особенности же Бердяев интересуется проблемами личности.... она не часть общества, напротив, общество - только часть или аспект личности. Личность - не часть космоса, напротив, космос - часть человеческой личности. ”[6]Бердяев был поглощен экзистенциальным интересом к человеку, в “Самопознании” он отмечает: “.... экзистенциальная философия .... понимает философию как познание человеческого существования и познание мира через человеческое существование.... ”[2]Однако, в отличие от других философов-экзистенциалистов, писатель не удовлетворяется сопереживанием, его волнует не столько трагедия человеческого существования, сколько свобода человеческой личности и человеческого творчества. “Свобода для меня первичнее бытия. Своеобразие моего философского типа прежде всего в том, что я положил в основание философии не бытие, а свободу. ” “Свобода, личность, творчество лежат в основе моего мироощущения и миросозерцания”, - пишет Бердяев. [2]Он онтологизирует свободу, выводит за рамки обычных проблем философии. Cвобода, своими корнями уходящая в иррациональную и трансцендентную безосновность, является для него исходной и определяющей реальностью человеческого существования. Бердяев пишет: “Свободу нельзя ни из чего вывести, в ней можно лишь изначально пребывать. ”[1]

Человеческая иррациональная свобода коренится из “ничто”, но это не пустота, это первичный принцип, предшествующий Богу и миру. Бердяев пишет: “Где-то несоизмеримо большей глубине есть Ungrund, безосновность, к которой неприменимы не только категории добра и зла, но неприменимы и категории бытия и небытия”. [4]Термин “Ungrund” Бердяев заимствовал у немецкого мистика конца XVI - начала XVII века Я. Беме из его учения “о темном начале в Боге”.

Философа волнует проблема теодицеи, то есть примирения зла мира (объективации) с существованием Бога, которая для него также связана с проблемой свободы. Бердяев считает, что “трудно примирить существование всемогущего и всеблагого Бога со злом и страданиями мира”. Таким образом, он приходит “к неизбежности допустить существование несотворенной свободы”. “Свобода не создана Богом, но он сам рождается.... из свободы и из этой же свободы, из Ничто, которое потенциально содержит в себе Все, от творит мир. ” “Есть какой-то первоначальный исток, ключ бытия, из которого бьет вечный поток.... в нем совершается акт Богорождения”. [4]“Бог присутствует лишь в свободе и действует лишь через свободу”, - вот мысль писателя. Эта идея несет у Бердяева двойную службу: объясняет наличие зла в мире (“несотворенная свобода объясняет.... возникновение зла”) и определяет свободу человека не только по отношению к миру, но и к Богу. Такая концепция свободы трудно примирима с пониманием Бога как существа Абсолютного. Так как свобода не создана Богом, он не обладает властью над свободой. Свобода первична по отношению к добру и злу, она обусловливает возможность как добра, так и зла. Поэтому Бог-Творец всесилен над бытием, но не обладает никакой властью над небытием, наднесотворенной свободой. Эта бездна первичной свободы, изначально предшествующей Богу, является источником зла. Бердяев не мог, подобно Соловьеву, возложить ответственность за зло в мире на Бога (“Возложить на Творца ответственность за зло творения есть величайший из соблазнов духа зла.... ”, [1]). Но он в равной мере не принимал христианскую схему, укоренявшую зло в самом человеке. Он предпочитал абсолютизировать свободу, отделить ее от Бога и человека, чтобы тем самымонтологизировать зло, погрузить его в добытийственный хаос. Это открывало путь к гармонизации бытия, которая осуществлялась с помощью творчества. Но поскольку творчество, по убеждению философа, также проистекает из свободы, то именно противоборство зла и творчества составляет сущность новой религиозной эпохи - эпохи "третьего откровения", ожиданием которой наполнено большинство произведений Бердяева. Н. О. Лосский считает, что Бердяев “отвергает всемогущество Бога и утверждает, что Бог не творит воли существ вселенной, которые возникают из Ungrund, а просто помогает тому, чтобы воля становилась добром. К этому выводу он пришел благодаря своему убеждению в том, что свобода не может быть создана и что если бы это было так, то Бог был бы ответственным за вселенское зло. Тогда.... теодицея была бы невозможной. Зло появляется тогда, когда иррациональная свобода приводит к нарушению божественной иерархии бытия и к отпадению Бога из-за гордыни духа, желающего поставить себя на место Бога.... ” По мнению писателя, личность и субъективное находятся в конфликте с общим и объективным, личность восстает “против власти объективированного “общего”. Объективация - одно из основных понятий философии Бердяева, она означает трансформацию духа в бытие, вечности - во временное, субъекта - в объект, порождение неподлинного мира явлений, где результаты духовной активности человека приобретают формы пространства и времени, начинают подчиняться причинно-следственным отношениям и законам формальной логики. Писатель так поясняет свою идею, он говорит, что “объективной реальности не существует, это иллюзия сознания, существует лишь объективация реальности, порожденная известной направленностью духа. Объективированный мир не есть подлинный реальный мир.... Объект есть порождение субъекта. Лишь субъект экзистенциален, лишь в субъекте познается реальность. ” В книге “Царство духа и царство кесаря” Бердяев пишет: “Объективация есть выбрасывание человека вовне, экстериоризация, подчинение условиям пространства, времени, причинности, рационализации. В экзистенциальной же глубине человек находится в общении с духовным миром и со всем космосом. ”[7]Таким образом, объективация представляет собой не раскрытие, обнаружение духа, а, наоборот, его закрытие, обеднение. В результате человек оказывается в двойственном положении: как личность он остается в своей глубине носителем экзистенциального “я”, образа и подобия Бога, как индивид он становится причастен миру природной и социальной необходимости. Мысль писателя перекликается здесь с идеями западноевропейских экзистенциалистов о трагическом положении человека в безучастном, равнодушном к его существованию мире. сам Бердяев подчеркивает сходство этих идей: “Когда экзистенциалисты.... говорят о выброшенности человека в мир и обреченности человека этому миру, то они говорят об объективации, которая делает судьбу человека безысходной, выпавшей из глубокой реальности”. Писатель видит природное зло не только в жестокости борьбы за существование, в страдании и смерти, а в самом факте необходимости, несвободы, которая составляет сущность материи. “Человек с его возможностями духовной свободы брошен в слепой механический мир, который порабощает и губит его”. [2]Бердяев отмечает, что у него “есть напряженная устремленность к трансцендентному, к переходу за грани этого мира. ” “Обратной стороной, - пишет он, - этой направленности моего существа является сознание неподлинности, неокончательности, падшести этого эмпирического мира”. Философ утверждает “примат свободы над бытием”. “Бытие вторично, есть уже детерминация, необходимость, есть уже объект”, - считает автор. В религиозном плане объективация тождественна с актом грехопадения - отчуждения человека от Бога, сопровождающегосяпопаданием субъекта в зависимость от мира объектов. "Если мир, - писал Бердяев, - находится в падшем состоянии, то это - не результат способов познания (как это думалШестов). Вина лежит в глубинах мирового бытия. Это лучше всего уподобить процессу разложения, разделения и отчуждения, которое претерпевает ноуменальный мир. Было бы ошибкой думать, что объективация происходит только в познавательной сфере. Она происходит прежде всего в бытии самом. Она порождается субъектом не только как познающим, но какбытийствующим.... В результате нам кажется реальным то, что на самом деле вторично, объективировано, и мы сомневаемся в реальности первичного, необъективируемого и нерационализированного". Осознание первичности духа как творческой реальности и составляет, по мысли автора, задачу философии, указывает путь решения проблемы свободы человеческой личности.

“Персоналистическая революция”, к которой стремился философ, “означает свержение власти объективации, разрушение природной необходимости, освобождение субъектов-личностей, прорыв к иному.... духовному миру”. [2]Преодоление объективации связывается Бердяевым не столько со спасением, сколько с творчеством как “обнаружением избыточной любви человека к Богу”, ответом его “на Божий зов, на Божье ожидание”.

Бердяев убежден, что свобода трагична: если она составляет сущность человека, то, следовательно, она выступает как обязанность; человек порабощен своей свободой. Она тяжкое бремя, которое несет человек. Он ответственен за свои поступки и происходящее в мире. “Свобода есть моя независимость и определяемость моей личности изнутри.... не выбор между поставленным передо мной добром и злом, а мое созидание добра и зла, - считает автор. - Само состояние выбора может давать человеку чувство угнетенности.... даже несвободы. Освобождение наступает, когда выбор сделан и когда я иду творческим путем”. Бердяев воспринимает свободу “не как легкость, а как трудность”. По мысли писателя, даже простая политическая свобода, свобода выбора убеждений и поступков - это тяжелая и ответственная обязанность. Он пишет: “В этом понимании свободы как долга, бремени, как источника трагизма мне особенно близок Достоевский. Именно отречение от свободы создает легкость.... ” “Свобода порождает страдание, отказ же от свободы уменьшает страдание.... И люди легко отказываются от свободы, чтобы облегчить себя”, - эта идея философа, на мой взгляд, действительно перекликается со взглядами Достоевского на эту проблему, для которого проблема свободы духа также имеет центральное значение. У Достоевского свобода - не право человека, а обязанность, долг; свобода - "не легкость, а тяжесть". Не человек требует от Бога свободы, а наоборот, "и в этой свободе видит достоинство богоподобия человека". Именно по этой причине “свобода аристократична, а не демократична”. Бердяев считает, что “огромная масса людей совсем не любит свободы и не ищет ее”. Великий Инквизитор у Достоевского, “враг свободы и враг Христа”, считает, что “десятки тысяч миллионов существ.... не в силах будут пренебречь хлебом земным ради небесного”, он упрекает Христа в том, что возложив на людей бремя свободы он не жалеет их. Таким образом, взгляд Бердяева на проблему свободы человеческой личности мне представляется следующим. Личность - это ноуменальный центр мироздания, обнаруживаемый через выявление бесконечности и всеобъемлимости духа конкретного человека. Даже трансцендентное открывается в духе и через дух личности. Однако присущая ей свобода двойственна: она дана человеку и от Бога как просветленная свобода к добру, истине, красоте, вечности и от Божественного “ничто”, которое заключает в себе возможность зла и отпадение от Бога.

    РАЗДЕЛ 3. Идея Богочеловека в концепции свободы личности.

“Философия свободы есть философия богочеловечества”, - вот идея Бердяева. В ней “трансцендентный прорыв из необходимости естества в свободу божественной жизни”. Идея богочеловечества, характерная для русской философской мысли, восходит к христианскому учению о единстве божественной и человеческой природы Иисуса Христа. У Вл.  Соловьева она выразилась в “видении целостности, всеединства мира, божественного космоса, в котором нет отделения частей от целого, нет вражды и раздора, нет ничего отвлеченного и самоутверждающегося". [3]В "Чтениях о Богочеловечестве" он отмечает, что христианство есть не только вера в Бога, но и вера в человека, в возможность раскрытия божественного в человеке. Для Бердяева эта идея неразрывно связана с творчеством, в котором человек усыновляет себя Богу. Он пишет: “Тема о творчестве была для меня вставлена в основную христианскую тему о Богочеловечестве, она оправдана богочеловеческим характером христианства... .. Идея Бога есть величайшая человеческая идея. Идея человека есть величайшая Божья идея. Человек ждет рождения в нем Бога. Бог ждет рождения в нем человека... .. Необычайно дерзновенна мысль, что Бог нуждается в человеке, в ответе человека, в творчестве человека. Но без этого дерзновения откровение Богочеловечества лишается смысла”. С явлением Богочеловека Христа “прекращается самодержавие Бога, ибо сыновний Богу человек призывается к непосредственному участию в божественной жизни. Управление мира становится богочеловеческим. ”[1]Таким образом, мировой процесс у Бердяева становится не возвращением к изначальной полноте, а творческим приращение к ней, “восьмым днем творения”. “Преображение и обожествление” возможны только путем достижения свободы, “проникнутой любовью к Богу”. Бердяев считает, что “они не могут быть достигнуты принудительно; они предполагают свободную любовь человека к Богу. Поэтому христианство является религией свободы”. По его мнению, вера в Бога есть не почитание церковных канонов, а стремление к Божьему царству, мысль о том, что следуя заветам Христа, "с Христом в сердце" можно достичь духовной свободы. Для достижения Царства Божьего, по мнению писателя, необходимо творчество. “Новое, завершающее откровение будет откровением творчества человека. Это и будет чаемая эпоха Духа”. Именно в ней “реализуется христианство как религия Богочеловечества”, так как “совершенное соединение человечества с Божеством может явиться лишь как результат проникновения Св. Духа в путь истории и культуры”[1].

Для Бердяева важна “проблема индивидуальной судьбы в вечности”. “Растворение личности, неповторимой индивидуальности в безликой божественности.... противоположно христианской идее”. “Тайна христианства есть тайна Богочеловечности, тайна встречи двух природ, соединяющихся, но не смешивающихся. Человек не исчезает.... но наследует свою человечность в вечной жизни”.

"Лишь путь Богочеловечества и Богочеловека ведет к утверждению человеческой личности и свободы", - пишет Бердяев. [3]Человечество, оторванное от Бога, отвергшее Христа, перерождается в бесчеловечное (пример этого в "Бесах" Достоевского, в его “легенде о Великом Инквизиторе”).

Христианство Бердяева антропологично, оно основано на идее богоподобия человека и очеловечивании Бога. Если это так, то человек призван к соучастию в Божественном творчестве и, следовательно, история становится продолжением миротворения. Причем “конец истории и путь к концу - не исключительно божественный, абогочеловеческий, и в богочеловечности таится возможность осмыслить божественный план истории, не погасив индивидуальной свободы человека”.

РАЗДЕЛ 4. Творчество как реализация свободы, путь к гармонизации бытия.

Суть “персоналистической революции”, объявленной Бердяевым, раскрывается им в концепции творчества, центральным стержнем которой становится идея творчества как откровения человека, совместно с Богом продолжающего творения. Философия христианского творческого антропологизма Бердяева получила свое первое развернутое выражение в книге “Смысл творчества”, основная тема которой - идея творчества как религиозной задачи человека. Впечатления современницы писателя Е. К.  Герцык о книге: “Сотни пламенных, парадоксальнейших страниц. Книга не написана - выкрикнута. Местами стиль маниакальный: на иной странице повторяется пятьдесят раз какое-нибудь слово, несущее натиск его воли: человек, свобода, творчество. Он бьет бешено молотком по читателю, Не размышляет, не строит умозаключений, он декретирует. ”[2]

В этой книге Бердяев ставит вопрос об отношении творчества и греха, творчества и искупления, об оправдании человека в творчестве и через творчество. Он считает, что “оно оправдывает человека, оно есть антроподицея”. Антроподицея, согласно Бердяеву, это "третье антропологическое откровение", возвещающее о наступлении "творческой религиозной эпохи". Оно упраздняет откровение Ветхого и Нового заветов ("Христианство так же мертвеет и коснеет перед творческой религиозной эпохой, как мертвел и коснел Ветхий завет перед явлением Христа"). Но третьего откровения нельзя ждать, его должен совершить сам человек; это будет делом его свободы и творчества. Творчество не оправдывается и не допускается религией, а само является религией. Его целью служит искание смысла, который всегда находится за пределами мировой данности; творчество означает "возможность прорыва к смыслу через бессмыслицу". Смысл есть ценность, и потому ценностно окрашено всякое творческое стремление. Творчество создает особый мир, оно "продолжает дело творения", уподобляет человека Богу-Творцу. Бердяев считает, что “все достоинство творения, все совершенство его по идее Творца - в присущей ему свободе. Свобода есть основной внутренний признак каждого существа, сотворенного по образу и подобию Божьему; в этом признаке заключено абсолютное совершенство плана творения”. [1]Присущая человеку способность к творчеству божественна, и в этом состоит его богоподобие. Со стороны Бога высшая природа человека показывается Иисусом Христом, Богом, принявшим человеческий облик; со стороны человека - его творчеством, созданием “нового, небывшего еще”.

Для автора “творчество человека не есть требование человека и право его, а есть требование Бога от человека, обязанность человека”. “Бог ждет от человека творческого акта как ответ человека на творческий акт Бога. О творчестве человека верно то же, что и о свободе человека. Свобода человека есть требование Бога от человека, обязанность человека по отношению к Богу. ”[2]Бердяев пишет: “Творчество неотрывно от свободы. Лишь свободный творит. Из необходимости рождается лишь эволюция; творчество рождается из свободы”. Тайна творчества также “бездонна и неизъяснима”, как и тайна свободы. “Творчество - это цель жизни человека на земле - то, для чего Бог создал его. Если христианство есть религия спасения, то это спасение через творчество, а не только через аскетическое очищение от греха”, - пишет Бердяев. В книге “О назначении человека. Опыт парадоксальной этики” (1931) он утверждает, что не только этика искупления, но также этика творчества есть путь в царство небесное.

“Тьма, ничто, бездна - вот что для Бердяева в основе бытия, вот в чем корни и божественного миротворчества, и бездонной свободы человеческого духа. Но эта же тьма, бездна снова настигает светлый космос и человека и грозит поглотить их отсюда необходимость творчества во что бы то ни стало.... твори, не то погибнешь”, - пишет Герцык. [2]“Бог всемогущ в бытии и над бытием, но он бессилен перед “ничто”, которое до бытия и вне бытия. Он мог только распяться над бездной этого “ничто” и тем внести свет в него.... В этом и тайна свободы... .. Отсюда и бесконечный источник для творчества”. Бердяев считает, что “творчество возможно лишь при допущении свободы, не детерминированной бытием, не выводимой из бытия”. Иначе, “без “ничто”, без небытия творчество в истинном смысле слова было бы невозможно”. В “Смысле творчества” Бердяев выражает мысль, что “творчество есть творчество из ничего, то есть из свободы”. На мой взгляд, было бы неправильно думать, что творчество человека не нуждается в какой-либо материи (материале), так как совершается в реальности. Бердяев поясняет, что “творческий акт человека не может целиком определяться материалом, который дает мир, в нем есть новизна, не детерминированная извне миром. Это и есть тот элемент свободы, который привходит во всякий подлинный творческий акт”. Я думаю, что именно в этом смысле “творчество есть творчество из ничего”. Бердяев считает, что творческие дары даны человеку Богом, но в творческие акты человека привходит элемент свободы, не детерминированной ни миром, ни Богом.

Бердяев говорит о трагедии человеческого творчества. Он видит ее в несоответствии его результатов первоначальному замыслу, в том, что “творческий акт в своей первоначальной чистоте направлен на новую жизнь, новое бытие.... на преображение мира. Но в условиях падшего мира он отяжелевает, притягивается вниз.... создает не новую жизнь, а культурные продукты большего или меньшего совершенства”. Культура, по мысли писателя, является одной из форм объективации и лишь символически указывает на духовный мир. Подтверждение своей мысли Бердяев видит в том, что великие русские писатели чувствовали конфликт между совершенной культурой и жизнью и стремились к совершенной, преобразованной жизни. В том отношении очень показательны Гоголь, Толстой, Достоевский. Вся русская литература проникнута болью о страданиях народа и человека. В условиях “падшего” мира “результаты творчества носят не реалистический, а символический характер”. Такое творчество “символическое, дающее лишь знаки реального преображения. Реалистическое творчество было бы преображением мира, концом этого мира, возникновением нового неба и новой земли”, так как творческий акт “есть акт эсхатологический, он обращен к концу мира”, предвосхищает начало мира нового, новой эпохи Духа.

В произведениях писателя можно проследить связь между исключительным отношением Бердяева к творчеству и его достаточно пессимистическим отношением к действительности. Он пишет: “Творческий акт для меня всегда был трансцендированием, выходом за границу имманентной действительности, прорывом свободы через необходимость”. “Творческий акт есть наступление конца этого мира, начало иного мира. ” Автор предупреждает, что может возникнуть иллюзия, что “результаты творческого акта могут быть совершенными в этом мире, могут нас оставлять и не притягивать к иному миру”. Бердяев пишет, что совершенные продукты творчества ”всегда говорят о мире ином, чем эта мировая действительность, и упреждают преображение мира”. Очевидно особое отношение писателя к творчеству. “Творчество, - пишет он, - было для меня погружением в особый, иной мир, мир, свободный от тяжести, от власти ненавистной обыденности. Творческий акт происходит вне времени. Во времени лишь продукты творчества, лишь объективация. Продукты творчества не могут удовлетворять творца. Но пережитый творческий подъем, экстаз, преодолевающий различение субъекта и объекта, переходит в вечность”. [2]“Творчество для меня не столько оформление в конечном, в творческом продукте, сколько раскрытие бесконечного, полет в бесконечность. ”[1]Бердяев понимает под творчеством “потрясение и подъем всего человеческого существа, направленного к иной, высшей жизни, к новому бытию”. Именно в творческом опыте “раскрывается, что “я”, субъект, первичнее и выше, чем “не-я”, объект”.

“Творчество не всегда бывает истинным и подлинным, оно может быть ложным и иллюзорным. Человеку свойственно и лжетворчество. Человек может давать ответ не на призывы Бога, а на призыв сатаны”. “Подлинное же творчество человека должно в героическом усилии прорвать порабощающее царство объективации.... и выйти на свободу, к преображенному миру, миру экзистенцциальной субъективности и духовности, то есть подлинности, к царству человечности, которая может быть лишь царством Богочеловечности”.

Можно сделать вывод, что, с одной стороны, творчество - это высшее проявление свободы, создающей из “ничто” подлинное и ценностное, с другой - процесс деобъективации затвердевшего в формах бытия, природы и истории. “Творчество всегда есть освобождение и преодоление. В нем есть переживание силы... .. Ужас, боль, расслабленность, гибель должны быть побеждены творчеством. по существу есть выход, исход, победа. ”[1]Творчество - это откровение “я” Богу и миру, в нем оправдание человека, как бы ответный шаг на его пути к трансцендентному.

    ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Благодаря гуманизму своей философской позиции и таким отличительным ее чертам, как “восстание против любых форм тоталитаризма, неустанная защита свободы, отстаивание первичности духовных ценностей, антропоцентрический подход к проблемам, персонализм, искания смысла жизни и истории” (Ф. Коплстон) Бердяев сумел возвыситься до подлинной самобытности, открыть перед русской духовностью новые “горизонты мысли”.

Понятие “личность” понимается Бердяевым как неповторимая, уникальная субъективность. Через присущую ей свободу и возможность свободного творчества она направлена на созидание нового мира. История человечества предстает в виде процесса развития личностного начала человека, а сам он достигает наивысшего блаженства в единении с Богом в своем творческом акте, направленном на достижение высших божественных ценностей: истины, красоты и блага, на достижение нового бытия, нового, подлинного мира, царства Духа. Приверженность “философии органического духа” позволила Бердяеву решить поставленные им проблемы “реальности, свободы, личности”. Дух присутствует в человеке как бесконечная свобода и неограниченное творчество, человек является “Божьей идеей”. Каждый человек, по мнению Бердяева , должен отгадать “Божью идею о себе”, самореализоваться и “помогать Богу в осуществлении замысла Божьего в мире”. Философ считает, что Бог действует в царстве свободы, а не в царстве необходимости, именно в духе, а не в детерминированной природе. Бердяев всегда отстаивал нередуцируемость свободы к необходимости, ее неприкосновенность перед лицом экспансии детерминизма. Возможно именно поэтому, относимый в исторической хронологии к первой половине XX века, Н. А.  Бердяев остается во многом нашим современником, призывающим при решении всех философских проблем ставить в центр человека и его творчество.

    ЛИТЕРАТУРА.

Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. М. : “Правда”, 1989. Бердяев Н. А. Самопознание (опыт философской автобиографии). М. : “Книга”, 1991. Бердяев Н. А. Русская идея. "Вопросы философии", 1990, № 1-2. Бердяев Н. А. Смысл истории. М. : “Мысль”, 1990.

Достоевский Ф. М. Собрание сочинений в 12-ти томах. М. : “Правда”, 1982. Лосский Н. О. История русской философии. М. : “Высш. школа”, 1991. Русская философия. Словарь. Под ред. Маслина М. А. М. : “Республика”, 1995. Современная философия: словарь и хрестоматия. Под ред. Кохановского В. П. Ростов-на-Дону: “Феникс”, 1996.

Замалеев А. Ф. Лекции по истории русской философии. С. -П. : Издательство С. -Петербургского университета, 1995.

Шрейдер Ю. А. Свобода как творческая ориентация в мире. "Вопросы философии", 1994, № 1.

Киссель М. А. Дороги свободы Ж. -П. Сартра. "Вопросы философии", 1994, № 11.