Боб Хоуп
Боб Хоуп
Надя Деннис
Комический актер Боб Хоуп (Bob Hope) - целая эпоха в
американском массовом искусстве. Заслуг у него перед американским народов так
много, что перечесть их все очень трудно. Особая, почетная сторона его
деятельности - неутомимый труд по поднятию духа американских солдат на
различных фронтах, где своими выступлениями он сострясал смехом огромные массы
участников военных действий - и тех, кто к ним еще только готовился, и тех, кто
уже понюхал пороху, и тех, кто "воевал" в тылу и отсиживался на
военных базах: перед их лицом Боб Хоуп, связавший в себе тонкость британского
юмора с американским залихватским оптимизмом всегда был самим собой - и его
обожали.
Боб Хоуп по происхождению не американец, хоть и стал
американским идолом, а англичанин. И был пожалован благородным титулом от
британской королевы Елизаветы Второй. Родился он очень давно, 29 мая 1903 года.
Настоящее его имя - Лесли Тауэнс Хоуп (Leslie Townes Hope). Он прибыл в США с
родителями в 1907 году. После успеха на Бродвее начал сниматься в кино (1934
г.) и снимался вплоть до 1994-го.
Боб Хоуп объездил множество стран. Его вечное движение
изумляло и близких, и массовых почитателей. Сам он шутил: "Люди спрашивают
меня, почему я так много передвигаюсь. Я им отвечаю: С моим родом занятий так
безопаснее!" Как-то он сравнил себя с советским космонавтом Андрияном
Николаевым, который облетел вокруг Земли 64 раза; сам Боб Хоуп, по его же
словам, проделал то же самое, но гораздо более трудным способом - туристом.
Здесь не совсем верно лишь последнее: во всех поездках Боб Хоуп не прекращал
работать. Побывал он и в хрущевском СССР, о чем упомянул в одной из своих книг,
освещавших эту богатейшую событиями жизнь.
"Вы знаете, как началась Холодная война?" -
спросил он, открывая свои мемуары "Я должен России 1200 долларов". И
изложил свою "версию" случившегося. Было ли в точности так или
великий шутник Боб опять "ломал комедию", неизвестно - но канва
событий реальна.
Когда Никита Хрущев посетил США вместе со своей супругой,
он был приглашен на ленч с известными американскими актерами и эстрадными
артистами, который организовал Спирос Скурос. Нину Хрущеву посадили за стол
между Бобом Хоупом и Фрэнком Синатрой - веселая компания! Шел любезный светский
разговор - насколько его было возможно поддерживать: прежде все приходилось
прокрикивать переводчику. Боб решил говорить на самую невинную тему.
"Почему бы вам не посетить Диснейленд? - спросил ее Боб. - Все туристы там
бывают". Фрэнк добавил: "Да, вам бы надо туда попасть... Я отвезу вас
туда". - "Это, кажется, замечательная мысль! - сказала мадам Хрущева.
- Я спрошу и Ники!"
Она так загорелась идеей этой поездки, что тут же
накатала записочку и передала ее через других гостей своему супругу, который,
между прочим, пристально следил за ними с другого конца стола - он сидел во
главе банкета вместе с важными чиновниками из Госдепартмента. Сияющий Никита,
разомлевший от множества полученных благ и довольный только что совершенной
поездкой на остров Тома Сойера и в другие примечательные места, прочел записку,
кивнул и зашептал на ухо своему человеку Номер Один (как называет его Боб
Хоуп), чтобы тот организовал поездку в Диснейленд. Человек Номер Один удалился,
затем вернулся и зашептал Никите на ухо: "Органы безопасности Лос-Анджелеса
не позволят вам туда съездить".
От головы Хрущева поднялся пар, говорит Боб. Никита
стянул свой ботинок, постучал им по столу, требуя тишины, и сказал:
"Замечательная страна! Приглашаете меня пообедать с вами, а в Диснейленд
не пускаете. Какого типа ракеты вы там устанавливате?" Тут-то, вздыхает
Боб, мы и узнали, каков незатыкаемый говорун Никита: минут на десять тот
разразился бранью, разоблачая капиталистический заговор, направленный против
его визита в Диснейленд... Ну почему, почему Хрущеву не разрешили попасть в
Диснейленд - ведь в Конгресс он тоже не попал!...
Так Боб Хоуп приписывает себе реальное развязывание
крупного дипломатического скандала. А ведь его, Боба, личная Холодная война с
СССР началась раньше... [Он посетил Москву в марте 1958 или 1959 г., хотя
точную дату из его мемуаров выяснить невозможно] Его "обиды" начались
в Лондоне, когда он увидел у Альберт-Холла очередь длиной в не менее две тысячи
человек. В том-то и дело, что Боб в тот вечер не выступал. Огромная афиша извещала:
"Государственный ансамбль танца Украинской ССР". Боб посмотрел это
выступление; решение съездить в Москву он принял в тот же вечер.
У него не было тогда еще никаких конкретных планов; он
ничего не знал о советской стране. Он не собирался ставить и решать никаких
грандиозных задач. Все, о чем он тогда думал, - это о создании особой
телевизионной программы, которая сделала бы зазубрину на железном занавесе...
На следующий день Боб отправился в Советское
посольство, дом 5 на Кенсингтон-Пэлис-Гарденс и подал заявление на визу, а
затем связался со своим нью-йоркским пресс-агентом Урсулой Хэллоран и
московским представителем NBC Ирвом Левиным и известил их о своем намерении...
О своем намерении!... Намерения советского посольства
тоже были своими - и действия типичными. Всю неделю после подачи заявления,
конечно, у них никаких известий не было. В течение второй недели они ничего не
гарантировали. На третьей неделе положение вернулось к исходной точке. На
четвертой неделе Бобу сказали, что человека, с которым он говорил о визе, нет и
вообще там никогда не было... Бобу скоро нужно было возвращаться по делам в
Нью-Йорк, и он бросился восстанавливать знакомства с влиятельными особами.
Посол США в Лондоне любезно согласился поговорить о его деле с советским
послом, Яковом Маликом, на дипломатическом коктейле. Тот, как стало известно, в
ответ на вопрос Малик лениво ухмыльнулся и спросил: "А что ваш мистер Хоуп
собирается делать у нас? Развлекать наши войска на Красной площади?" В
советском посольстве в США агент Боба получала в ответ только те же ухмылки...
Вот тут Боб и сказал: ничего, будут еще времена, когда
по телевизору у них покажут хороший, залихватский вестерн...
Боб справился с московским корреспондентом Ирвом
Левиным. Тот сообщил, что все вроде за его приезд, только визу не оформляют.
Хоуп пригрозил сесть на самолет в Копенгагене и... просто прилететь в Москву.
Левин сказал, что, во-первых, его и в самолет не впустят, а во-вторых, их линия
прослушивается. Телефон тут же отключился. Вскоре Кремль потребовал высылки
Левина из страны - по той ли причине или по другой...
Эпопея с визой попала в английские и американские
газеты. Боб упаковал вещи и сел на самолет, отлетающий в Нью-Йорк, улыбаясь,
как он сказал, "челюстями отяжелевшими на десять фунтов". Намечалась
срочная работа на новым телешоу в Калифорнии, когда Бобу сообщили: виза ждет в
советском посольстве в Вашингтоне. Боб помчался туда.
У входа там лежал коврик с надписью: Welcome. У Боба
были свои сомнения: он прождал визу несколько месяцев. В посольстве его
встретила культурный атташе Тамара Мамедова, которая сказала с любезной
улыбкой: "Ну, здравствуйте, завоеватель!" - "Завоеватель?!"
- "Никто еще так быстро не получал советской визы". Но, возразил Боб,
прошло много недель... - "Что ж, на все нужно время. Вы изучаете нас, мы
изучаем вас". С этими словами она провела Боба на второй этаж посольства,
на пресс-конференцию - надо сказать, это был первый случай в истории, когда
американские репортеры были допущены на эту территорию. После пресс-конференции
товарищ Мамедова инструктировала Боба Хоупа, как следует себя вести на
советской земле. Хотя слов было сказано много, идея была проста: если нужно
было привлечь к работе кого-либо из советских артистов, все переговоры должны
вестись советскими властями, а не с самим артистом.
Ну и дела, подумал Боб, я бы совсем скис при таких
порядках: хотя дома до меня деньги тоже не доходят, но по крайней мере я в
состоянии проследить их передвижение...
Свои цели Боб объяснил так. Он не желал участия в
никаких политических делах, а был заинтересован в том, чтобы ознакомиться с
советским шоу-бизнесом как можно ближе, встретиться с местными звездами,
увидеть их на сцене и на экране, заснять их в своей программе тогда, когда ему
удобно и где ему удобно. Всего требовались шестнадцать виз - для съемочной и
технической группы из Лондона. В этом Бобу, естественно, отказали: советские
работники сделают все сами и куда лучше. Так как сам Боб с камерой не работал,
выбора у него не было - он согласился. Шесть виз было, однако, выдано: Бобу,
его пресс-агентам Урсуле Хэллоран и Артуру Джейкобсу, а также троим сотрудникам
из Лондона: двоим "походным" сценаристам и выдающемуся английскому
оператору Кену Талботу. Три дня спустя Боб и его агенты сели в Нью-Йорке в
самолет, следовавший в Копенгаген, где им предстояла пересадка на самолет
"Аэрофлота"...
До Копенгагена долетели благополучно. Там им сразу
сообщили, что рейс на Москву отложен из-за снегопада. Снегопад длился уже две
недели... На следующий день они погрузились в новенький, серебристый, стройный
ТУ-104, способный лететь о скоростью четыреста миль в час. Документы проверили
трижды: на проходе, перед выходом на посадку и при посадке - так, чтобы никто
не поменял свои личные данные по пути на самолет.
Внутри самолет выглядел вполне шикарно, хотя обивка на
креслах была кое-где порвана, ручки выглядели, как украденные со старого
поезда, а вазы для цветов были непепой деталью. В рассчитанном на семьдесят
пассажиров салоне занято было лишь мест пятнадцать, и все пассажиры почему-то
были одеты в черное... Боб подумал, что, хотя Советский Союз хвастался
созданием бесклассового общества, самолет смотрелся вполне буржуазно: большой
отсек туристического класса, шикарный отсек первого класса с очень широкими
сиденьями - все у них по хрущевским меркам... Хотя билеты у всех были
одинаковы, рассадили их по разным местам - первый класс был не для безмолвных
русских. Русские летчики, далее подумал Боб, наверное, не лучшие в мире;
самолет взлетел, "как чайка с пораненными ногами". В том, чтобы пристегнуться,
не было даже необходимости; при взлете пассажира вдавливало в кресло. Впрочем,
вспоминал Боб, полет на скорости пятьсот миль в час прошел нормально, вибрация
наблюдалась только в его коленях... А так...
Подали обед. Стюардесса в черной жакетке и платочке
(так говорит Боб) по-английски не говорила ни слова, но лучезарно улыбалась
металлическими зубами. Сначала подали водку. Хватив стаканчик, Боб понял, зачем
над каждым креслом была кислородная трубка: водка вышибала дух. Затем -
отличный бифштекс со свежими овощами - значит, загрузились в Копенгагене
датской говядиной, т.к., чтобы одолеть советский бифштекс, пришлось бы облететь
Землю троекратно... Это замечание не было лишено правды: Боб утверждает, что
обед в самолете был последней приличной едой перед прибытием в Москву, где уж
он более ничего подобного ни разу не получил.
Высадившись, Боб приготовил широчайшую улыбку для
телекамер... Но не увидел ни одной. Хотя он ожидал, что таможня даже выдавит
его зубную пасту из тюбика, чемодан даже не открывали. К нему подошел
милиционер, громко скрипя новыми сапогами, - единственный стереозвук, который
Боб услыхал в той стране. Он заполнил таможенную декларацию, где поклялся, что
не ввозит гашиш, оленьи рога и приманку для рыбы, а затем влез в поданный
интуристовский "зим", который сильно напомнил ему одну из моделей
"Бьюика" образца 1938 года. Официально говоря, их группа считалась
делегацией, которая была обязана следовать планам "Интуриста", но за
свой счет. Пакет услуг - стоимость 30 $ в день - включал номер-люкс, шофера с
машиной на два часа в день, работу переводчицы. Конечно, такие цены не для
колхозников и рабочих...
Их поместили в новую гостиницу "Украина",
построенную в 1957 г., - по мнению Боба, это была копия японской
"Уолдорф-Астории". Первые пять этажей - холлы, где, возможно, стояла
красивая мебель, но она была покрыта чехлами - нечего портить народное
достояние, это даже народу это не дозволено. "Украина" не была сугубо
интуристовской гостиницей; в ней останавливались в основном различные ударники
и главы республиканских делегаций. Сотни узбеков и монголов, взволнованных
соблазнами столичной жизни, роились, одетые в пижамы, в холлах и коридорах. Раз
народу прнадлежит все, в том числе лифты, народ набивался туда до отказа.
Тут-то Боб Хоуп впервые и встретился лицом к лицу с народом, употреблявшим
чеснок в огромных количествах...
Номер, где поселили Боба, состоял из трех комнат. В
одной даже стоял рояль - правда, расстроенный; был телевизор; бачок в туалете
работал. Боб не раз задавался вопросом: подслушивали ли их в гостинице? Всякий
раз входя в номер, он громко говорил: "Проверка! Проверка! Это я! Меня
хорошо слышно?" Говорили, что весь тринадцатый этаж гостиницы был занят
подслушивающей и записывающей аппаратурой. Так или иначе, но все лестничные
ходы туда были глухо заперты, а в лифте даже кнопки тринадцатого этажа не было.
Конечно, нередко в воспоминаниях Боба Хоупа речь идет
и о еде.
Боб был поначалу настолько наивен, что попытался в
первое же утро заказать в номер завтрак - апельсиновый сок и чашку кофе.
Сначала он позвонил по номеру гостиничного сервиса - в ответ получил длинную
обойму нерезбери-каких слов и не сразу сообразил, что давно вслушивается в
длинный гудок. Он стал звонить по всем внутренним номерам, отчаянно говоря
только: "Orange juice and coffee!" Наконец, в дверь к нему постучали.
Это была горничная. Стараясь быть как можно более любезным, Боб повторил ей то
же самое. Она отступила. Боб пошел за ней, повторяя одну эту фразу. Они вышли к
лифту. Наперерез Бобу бросилась здоровенная этажная матрона с бульдожьей
челюстью. Горничная спряталась за ее спиной. Бабища стала орать на Боба и
махать рукой, чтобы он вернулся в свой номер. Боб почувствовал себя
Джеком-потрошителем, но не сдавался, показывая жестами: выдавливаешь сок из
апельсина и пьешь. К этому времени вокруг них собралась толпа: другие
горничные, носильщик, какие-то мудрецы в фесках. Народу все прибавлялось...
"Orange juice and coffee", - опять простонал
Боб. Вдруг носильщик понимающе улыбнулся и пожал Бобу руку. Когда Боб возвратился
поздно вечером в свой номер, его ждал завтрак: стакан холодного чаю и яблоко...
"Я думаю, что с таким обслуживанием
коммунистическая система может выжить. Если заказать к себе в номер бомбу,
ждать ее придется лет пять", - таков был вывод Боба.
Вопреки ожиданиям, переводчица "Интуриста"
Лариса не говорила ничего пропагандистского. До этого она работала с такими
людьми, как Адлай Стивенсон, Кэри Грант, Майк Тодд и др. Переводчица была на
изумление спокойная, уравновешеная девушка. Она не снимала своего мохерового
платочка ни на улице, на морозе, ни в помещении - и совершенно не
интересовалась Америкой. Просто ни в каком аспекте. Единственный случай, когда
она что-то произнесла на эту тему, был такой. Она спросила, откуда были ее
клиенты. Они ответили - из Калифорнии. "Я знаю, что там климат очень
хороший", - сказала она. И - все.
Нечего удвляться, наблюдал далее Боб, что русские так
успешны в зимних олимпиадах. Только выйдешь за порог - и катись по улицам, как
на лыжах - волей-неволей натренируешься! И еще: если шапку надеть слишком
поспешно, можно разбить остекленевшие на морозе уши...
Удивляло Боба и такое: как быстро все вокруг всё о них
узнавали. Не успели сесть в интуристовскую машину, как водитель поведал, с кем
они собирались встретиться. Однажды это был завсекцией кинематографии при
Министерстве культуры Игорь Рачук. Водитель, ничего не спрашивая, прикатил
визитеров к зданию "Совэкспортфильма". У входа стояла охрана.
Американцы почувствовали себя виноватыми во всех преступлениях. Какой-то мрачный
человек почти насильно отобрал у них пальто. Ковры были протерты до дыр,
лестницы обсыпались. Отовсюду на них бросали взгляды, полные подозрения. После
длительных переходов через кабинеты они оказались в офисе Игоря Рачука.
Приветственными его словами было: "Вы опоздали на семь с половиной минут!
За это вы заплатите!" Визитерам стало совсем нехорошо. "Плата такая,
- продолжал Рачук, - Джентльмены выпьют до дна бокалы вина, а леди сьедят все
угощения". С перепугу Боб схватился за угощения, а не за вино... раздался
смех.
На деловых переговорах никто из приезжих не мог
понять, кто там действительно был главным. Шел раунд за раундом. Непонятно было
даже, кому и когда улыбаться. Чего же хотел от них Боб? Две вещи: во-первых,
англоязычной аудитории, перед которой он мог бы выступить со своими шутками.
Во-вторых, расширенной встречи с советскими театральными деятелями, чтобы
взаимно и открыто обменяться професиональными секретами и рассказать друг другу
о своих проблемах.
Ничто из этого не заинтересовало советское начальство.
Переговоры были игрой в кошки-мышки и закончились ничем.
Боб Хоуп посетил достопримечательности Москвы - прежде
всего Красную площадь, собор Василия Блаженного, Кремль, мавзолей Ленина и
Сталина (тогда еще таким он был). Вот что значит жилищная проблема, заметил он,
- некоторым даже в одной могиле приходится соседствовать!.. Мавзолей -
величайшее и самое популярное шоу Советской страны: даже на страшном морозе
собралась длиннейшая очередь; и так ежедневно!... Вокруг мавзолея стоял кордон
милиции. Визитеры хотели заснять очередь на пленку, но не зная языка,
разрешения у милиции было просить было невозможно. Тогда они, ожидая
неприятностей, пошли с камерой вдоль очереди. Ничего не произошло, кроме того,
что за ними потянулась кучка любопытных, но их-то милиция оттеснила. Где бы ни
появлялись потом Боб Хоуп и его сотрудники, на них пристально смотрели,
мгновенно узнавая иностранцев, но о том, чтобы его узнали как актера, и речи не
было.
Ирв Левин пригласил Боба и его компанию в ресторан
"Прага". Ресторан состоял из множества залов; пол был несколько ниже
уровня тротуара. Вовсю гремел цыганский оркестр, публики было очень много.
Освещался ресторан вовсе не романтично: флюоресцентные лампы отражались в
кафельных стенах. Не было ни одной, по мнению Боба интересной женщины - не на
ком и взгляд остановить. Его пресс-агент Урсула, одетая в платье с глубоким
вырезом и туфли с каблуками, украшенными стекляшками, вызвали настоящую
сенсацию - каждый посетитель протолкался к их столу хотя бы один раз, словно
желая взглянуть на сокровища из Оружейной палаты. Хотя советское правительство
пропагандировало вино, везде на столах виднелась водка. Это - как кока-кола в
Америке, заметил Боб, популярнейший напиток у русских.
Работник INS из американского посольства сообщил им,
что в ресторане при гостинице "Ленинградская" имеется целый оркестр,
состоящий только из девушек; они решили заснять его на пленку. На всякий
случай, понимая местные условия, перед входом в зал "Ленинградской"
кинооператор спрятал камеру под пиджак. Сунули швейцару кое-какой мелочи и
получили столик недалеко от сцены. Не успел девичий оркестр выйти после
перерыва и заиграть "Прокати нас, Петруша, на тракторе", как по полу
танцплощадки загремели ботинки, сапоги и галоши, публика заплясала. Кинооператор
Кен двинулся по краю площадки, снимая зрелище на пленку; Боб шел рядом, пытаясь
заслонить его от метрдотеля. Но не тут-то было; метрдотель заорал: "Нет!
Нет! Нет!" Не раз до этого видев Громыко-дипломата, говорит Боб Хоуп, я
сразу понял, что это означает...
Далее дело развивалось так. Оператор покорно поставил
камеру на стул и прикрыл ее салфеткой. INS-вец, владевший русским языком, начал
скандалить с метродотелем: "Эти люди - правительственные гости! Ведите
меня к своему начальству!" В стране, где работодатель один, рисковать не
приходится - метрдотель покорился пошел с ним к директору. Этого только и
ждали. За секунды установили треножник, зарядили батарею - через три минуты
съемки были закончены. Когда вернулся INS-вец с метрдотелем, им сообщили: все
улажено, за разрешением сказали обратиться где-то через месяц.
"Проигравшие" покорно закивали головами. Впоследствии отснятый эпизод
с девичим оркестром, длиной примерно в одну минуту, вошел в одно из
телевизионных шоу Боба Хоупа в США.
Показательна была история этого работника INS (его
звали Серж). Он был неженат и чувствовал себя очень одиноким. Советское
телевидение не могло его утешить. Конечо, он думал о девушках. Сразу по
прибытии он не говорил по-русски, но научился языку очень быстро. Где-то он повстречал
симпатичную молодую женщину и быстро с ней подружился. Они стали видеться. Это
продолжалось три месяца. Однажды в субботу Серж должен был зайти за ней, но
никто не отозвался. Квартира ее оказалась пуста, никакой записки не оставлено.
Серж справился в домоуправлении, где ему сказали, что такая особа там никогда
не проживала. Потом Сержа перевели в Париж.
На следующий день состоялся прием у американского
посла Томми Томпсона. Тот узнал, что группа не может найти для съемок
театральный зал, и сразу предложил свою официальную резиденцию на Спасской,
большой старинный дом. Место было идеальное; оно могло вместить всех
англоязычных туристов в Москве. Там имелся просторный зал, где дети местных
американцев обучались танцам. Были поставлены подмостки для кинокамер и
прожекторов.
Советская съемочная группа должна была прибыть к
двенадцати дня - она прибыла в четыре. Оборудование у группы было страшно
устарелое, но сами работники на редкость смекалисты, все понимали и делали
очень быстро. Но тут произошла заминка. Боб и его команда привезли собственную
пленку, чтобы потом проявить ее у себя дома. Главный оператор, тов.
Бессмертный, заявил, что американская пленка застревает в киноаппаратуре. В
самый последний момент он позвонил на киностудию, чтобы те доставии свою
пленку. Таким образом, пленка должна была и проявляться у них. Гостям это очень
не понравилось.
Из-за ограниченного пространства пригласили около
двухсот гостей - в основном из канадского, британского и американского
посольств. Прибыло, однако, не менее трехсот человек из других мест тоже.
Публика набилась битком. Кое-где виднелись чалмы, фески и сари... Боб вышел
выступать со своими шутками. Он начал: "Так замечательно видеть вас,
демократов. Если бы вы не были демократами, вас бы здесь не было". Он
продолжал: "Как интересно быть здесь, в России. Я знаю, что я в России,
потому что мой желудок проснулся двумя часами раньше меня и проглотил миску
борща".
Не знаю почему, замечает Боб, но меня самого это
смешит. И это неизменно смешит публику в любой стране мира. В Лондоне шутка
звучала так: "Мой желудок проснулся двумя часами ранъше меня и выпил чашку
чая". В Токио - "Мой желудок проснулся на два часа раньше меня и
проглотил целую миску супа вонтон". И так далее; шутка до сих пор не
устарела в Копенгагене, Вене или Дьен-Бьен-Фу...
"Как ни странно, но проблем с местным языком у
меня нет. Никто со мной не разговаривает". "Некоторые американские
исторические киноленты могут показаться русским странными. Если они увидят наш
вариант "Войны и мира", их наверняка шокирует то, что Наполеон бежал
из Москвы из-за Одри Хепберн".
Самой интересной реакцией русских переводчиков на
шутки Боба, по его мнению, было то, что следовало после его замечаний о
советском спутнике. Хотя везде в русских газетах на первых полосах эта тема
широко освещалась, спутник был изображен на почтовых марках, обложках журналов,
даже на игрушках, люди избегали обсуждать эту тему. Как только Боб упоминал
искусственный спутник в частной беседе, тема сразу менялась. Всякий раз,
говорит он, как только я просто произносил это слово, переводчик выглядел так,
словно вот-вот ударит молния. Они, советские люди, не представляли себе, что
кто-то может праздно обсуждать этот предмет государственной важности. Они,
переводчики, могли поговорить о качестве еды, о погоде, даже о недостатке
жилья, но лишь коснись чего-то приближенного к политике, как их автоматически и
неизменно парализовало.
Боб Хоуп очень интересовался советским шоу-бизнесом и
старался увидеть как можно больше. Первое, что он, посетил, был, естественно,
цирк - самый главный, самый популярный вид шоу в СССР. Цирк был битком набит.
Гвоздем программы были медведи Юрия Дурова. Кульминационным моментом было то,
как Юрий Дуров клал свою голову в пасть медведя. Такое, замечает Боб, я бы не
рискнул проделать даже со своим агентом...
Очень понравился Бобу и Олег Попов, которого он видел
и раньше, в Брюсселе; замечательна была и шуточная хоккейная команда, где
каждый игрок выглядел, как Олег Попов. Но самым незабываемым был поход в
Большой театр, на балет Хачатуряна "Спартак": дикие, экзотические
танцы, экстравагантные, яркие костюмы и декорации, музыка, как взрывы - в своей
обычной манере Боб говорит так: "Я не был уверен, был ли это их обычный
стиль или они запускали со сцены спутник". Его группа отсняла выступление
(потом оно было показано по телевидению в США) тогдашней прима-балерины Галины
Улановой, которой в то время было около пятидесяти лет; ее выступления
показались Бобу Хоупу самым красивым зрелищем из всего виденного им в жизни.
Боб отметил любовь советской публики к кукольным
спектаклям, побывал в театре Сергея Образцова. Боб посетил его представление
"Необыкновенный концерт" и позднее написал о мастерской постановке и
великолепном дизайне кукол.
В то время в СССР, как и в болшинстве стран мира, был
необыкновенно популярен американский джаз. В каждом ресторане, клубе, гостинице
играли джаз, временами свинг (последнее, по мнению Боба, было лишь жалкими
попытками). Хотя официальные власти объявили джаз упадочным явлением, первым,
что Боб услышал в ресторане гостиницы "Украина", было "Lullaby
of Birdland"...
Пластинки с американским джазом необыкновенно ценились
на местном черном рынке: записи Луиса Армстронга, Бенни Гудмена, Гленна Миллера
могли стоить даже сотню долларов. В следующий раз, когда соберусь в Москву,
прихвачу с собой целый чемодан, пошутил Боб. Этого никогда не произошло.
Один из ресторанных джаз-музыкантов очень просил Боба
прислать ему из Америки новейшие аранжементы. Боб выслал их ему сразу по
возвращении в США, но так и никогда не узнал, дошли ли они до адресата. Вообще,
музыканты практически не говорили по-английски, но прекрасно разбирались в
джазовых терминах. Один из переводчиков, работавший с Ирвом Левиным, Георгий,
был захвачен разговором на джазовом жаргоне и заявил, что жизнь его
переменилась. [Как переводчик, этот Георгий получал двети пятьдясят долларов в
месяц. За джазовые термины пусть ему платят пятьсот, пошутил Боб, пусть даже
никто его и не будет понимать].
В последний день своего пребывания в Москве Боб Хоуп
посетил коктейль-парти в Мнистерстве культуры, где встретил звезд советского
киноэкрана. Среди них царила Ирина Скобцева, прославившаяся в роли Дездемоны.
Боб отметил "невысокую блондинку, комедийную актрису Шивалову", а
также Юнону с немыслимой фамилией - Чередниченко, настоящий эквивалент Аниты
Экберг. Впрочем, Боб тут же заметил, что "девушки" эти никак уж не
были блестящими и не ушли далее американских работниц компании Sears. Ни одна
не говорила по-английски, но слово Hollywood понимали хорошо - принадлежность к
Голливуду сильно подняла Боба в их глазах.
И тут, говорит Боб, наступил самый темный эпизод его
поездки. Пора было говорить о деньгах. Разговор начался с товарищем Рачуком.
После этой неприятности Боба Хоупа пригласили в кабинет представителя Фильмэкспорта
Михаила Фадеева, а затем - в кабинет главы Совэкспортфильма Александра
Давыдова. В каждом из кабинетов прошел примерно один и тот же разговор, полный
недомолвок и намеков. Ясно было, что прежде всего у них было на уме: цензура и
присвоение прав. Боб жалел, что не взял собой портативного магнитофона... После
целой обоймы формальных комплиментов Давыдов сказал: "Господин Хоуп,
записанное на находящейся у нас пленке Ваше выступление замечательно,
прекрасно, великолепно - истинное сокровище. Но нам бы хотелось убрать из него
несколько острот".
Хотя Боб возразил, что он приехал в СССР не для того,
чтобы разводить антисоветскую пропаганду и таковой не занимался, Давыдов
вытащил лист бумаги со списком неугодных шуток и огласил его. Среди них были
такие:
"Мое прибытие в аэропорт было замечательно. Они
дали двадцать пять залпов в честь этого... Но лучше было бы если бы они
подождали, пока самолет сядет".
"Русские с ума сходят от гордости своим
спутником. Довольно странно для страны, где праздники вывают каждые девяносто
минут".
"У кого шея не крепка, тот предатель".
Слово "предатель" особенно беспокоило
Давыдова. Он сказал: "В СССР предатель - это очень серьезное
обвинение". Вообще упоминания о спутнике следовало убрать - это не предмет
для шуток.
Боб Хоуп ожесточенно спорил, что спутники и ракеты -
предмет повсеместного обсуждения и здесь, и за океаном. Американцы, мол, шутят
на собственные тмы не менее едко, например: "Важные новости с
Кейп-Канаверал! Наше правительство запустило в космос крупнейшую
субмарину!" Или: "Наши ученые думают, что они нашли причину
неполадок. А резинки до сих пор лопаются"; "Нам нечего бояться. Наша
Армия может за десять секунд уничтожить нашу авиацию". И так далее.
От таких шуток Давыдов оттаял. Атмосфера стала
разряженнее. Боб попросил доставить ему в гостиницу список неугодных шуток. Их,
кстати, никогда ему не предъявили. Человек, который должен был составить
список, так и не появился - якобы заболел.
Затем Давыдов заговорил о том, что следовало заплатить
за съемки, работу съемочной группы, проявку пленок и т.п. "Мистер Давыдов,
- ответил Хоуп. - Это - образовательный фильм, практически - часвая реклама
советского эстрадного искусства. Разве фильм не снимался в порадке культурного
обмена?" Давыдов отхлебнул из своего стакана и сказал: "Дружба
дружбой, а денежки врозь. Как я понимаю, финнсово вы крепки". Хоуп
ответил: "После выплаты налогов все мы лишь бедные крестьяне".
"Товарищ", - сказал Давыдов, пожимая Бобу руку. В руке его осталась
банкнота. Как жаль, что Давыдов - член партии, подумал Хоуп. - Какой капиталист
из него бы получился!"
Переговоры обошли еще несколько кругов. В результате,
когда Давыдов "убрал свое колено с его груди", оказалось, что Боб
Хоуп был должен Советскому Союзу 1200 долларов. Так и остался должен. Прошли
годы, а он так и не дождался двух из проявленных в Москве роликов. Если бы он
их получил, то заплатил бы - только не наличными. Когда позднее состоялся показ
программы о русском искусстве из тех роликов, что были у американцев,
популярность ее была огромной; авторов затопил поток хвалебных писем от
публики. Повторно программа была показана на NBC, с тем же результатом.
На следующий день Боб Хоуп улетел из Москвы. Хотя
многого он так и не увидел, еще никогда так сильно ему не хотелось домой.
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы
материалы с сайта http://www.port-folio.org/
|
